КРОВЬ И ПОЛИТИКА

Известно, что экстремальная ситуация обнажает суть вещей, очищая их от посторонних примесей, в спокойной обстановке эту суть скрывающих. Так, война, самая экстремальная из всех ситуаций, вынуждает власти забывать привычные идеологические благоглупости и действовать адекватно реальным потребностям обороны.

Например, США. На что уж цитадель демократии и прав человека, а японцев в начале Второй мировой войны американцы на своей территории интернировали. Всех скопом, по национальному признаку, никаких отдельных «человеков». Потому как опасались (и совершенно справедливо), что, повинуясь голосу крови, японцы станут помогать исторической родине, которая напала на Америку. Не все, конечно, превратятся в шпионов микадо, но от греха подальше закрыли всех.

И Сталин тогда советских немцев интернировал, не посмотрел, что они советские. «Отец народов» вообще умел, когда жизнь заставляла, мыслить национальными категориями, наплевав на принципы «пролетарского интернационализма».

В войну он взял, да и депортировал татар из Крыма и некоторые племена с Северного Кавказа за сотрудничество с немецкими оккупантами. Не стал персонально разбираться, кто помогал немцам, а кто тем временем героически сражался с ними на фронте. Племенная элита и с ней основная масса перешли на сторону гитлеровцев, этого для него было достаточно, чтобы репрессировать всех поголовно.

«Вождь мирового пролетариата» не страдал ингушефобией или чеченофобией. Наоборот, для него, этнического осетина, северные кавказцы были ближе остальных российских народностей. Наказал он их не за то, что кавказцы, а за коллективную государственную измену, то есть за политическое преступление. И наказал проштрафившиеся племена целиком, в этническом масштабе, пропорционально масштабу содеянного, хотя и с некоторым неизбежным при таком подходе перебором.

Не был Сталин и антисемитом, во всяком случае, в большей степени, чем считалось нормой еще в царской России. Но в тридцатые годы он устроил еврейский погром, подобного которому страна до того не знала никогда и который вошел в историю как «сталинские репрессии». Евреев в массовом порядке расстреливали и сажали, но не за то, что евреи, а за политику, очищая аппарат государственного управления от «ленинской гвардии» и ее челяди, поголовно еврейских.

«Отец народов» репрессировал своих политических противников, просто так уж сложилось, что они были этническими евреями и группировались вокруг его конкурента в борьбе за власть еврея Троцкого. А когда после войны он отправил в ГУЛАГ жен ближайших своих русских соратников, взяв их в заложницы, чтобы мужья не вздумали баловать, покушаться на его власть, оказалось, что почти все эти женщины по национальности были еврейками. Никакого антисемитизма в том не было, одна политическая целесообразность, как понимал ее советский тиран. На месте евреек могли оказаться китаянки или негритянки, но на них большевистские вожди почему-то не женились…

Евреям, кстати, чрезмерная политическая активность всегда выходит боком. Так, в мироощущении Гитлера слова «еврей» и «коммунист» были синонимами, причем по тому времени фюрер не был так уж неправ. Соответственно, для германских нацистов между антикоммунизмом и антисемитизмом разницы не существовало. Отсюда и пресловутый холокост, который являлся формой политической борьбы: преследуя евреев как этнос, нацисты таким образом боролись против коммунизма как враждебного политического движения.

После начала войны политический антикоммунизм приобрел форму вооруженной борьбы, и евреев на захваченных землях немцы стали убивать без разбора, в каждом из них видя если не комиссара, то партизана уж точно. Показательно, что массовый расстрел евреев в Бабьем яре случился вслед за взрывом административного здания в центре Киева, при котором погибло много немцев. А в Одессе, где из ста тысяч евреев, оставшихся в оккупации, девяносто пять тысяч погибли, расстрелы начались после гибели оккупантов-военнослужащих в здании НКВД, подорванном по той же схеме, что и в Киеве.

В обоих случаях евреи были не причем, диверсии заранее, еще до отступления советских войск подготовили чекисты Судоплатова, и мины взорвались по радиосигналу с территории, контролируемой советскими войсками. Но каждый еврей воспринимался гитлеровцами как потенциальный вражеский боец, за что еврейские общины и были вырезаны под корень для профилактики. То есть опять-таки за политику, ведь война есть ничто иное как продолжение политики с помощью оружия.

За политику гибли евреи, а не за еврейскую кровь как таковую, даже от нацистов с их государственным антисемитизмом, это важно понимать. В самой Германии, где проблема вооруженного коммунистического сопротивления режиму не стояла, из трехсот тысяч веймарских евреев до конца войны благополучно дожили аж сто тысяч. И это после массовой еврейской эмиграции под нацистским давлением, после расправы над коммунистами и вообще всеми левыми, среди которых которой евреев было полно, и после потерь от бомбежек.

И в сталинских репрессиях, и в гитлеровских пострадало много людей, к политике не причастных. Но оба вождя считали, что в этом деле лучше перестараться, чем недоработать, и действовали по принципу «лес рубят – щепки летят». Отсюда и национальный подход в политике репрессий вместо индивидуального.

Аналогичной логикой руководствовались колонисты из просвещенной Европы, уничтожая коренное население Америки по принципу «хороший индеец – мертвый индеец». Демократически избранное правительство платило своим гражданам за индейские скальпы по твердым расценкам: за мужской одна цена, за женский другая, за детский третья…

Геноцид был предпринят вовсе не из-за расовой ненависти к краснокожим, это только идеологическое оправдание, а исключительно из-за политической необходимости. Вашингтону требовалось очистить от беспокойных аборигенов территории для заселения европейскими иммигрантами. Индейские племена не соглашались добровольно отдавать пришельцам земли предков и норовили вступить на тропу войны. Их и уничтожили. Как говорится, ничего личного, только бизнес.

Таким образом, национальный фактор, фактор крови, неизменно присутствует в политике. В экстремальных ситуациях он проявляется явно, в спокойных менее явно или вообще внешне не проявляется, но подспудно присутствует всегда. Это неслучайно и непреодолимо, поскольку субъектами истории являются народы, этносы, и их интересы часто вступают в противоречие, разрешаемое политической борьбой в том или ином ее виде.

Нередко политические устремления прикрываются идеологическими обоснованиями, такими как религиозные мотивы, расовые или социальные теории. Но при ближайшем рассмотрении за пропагандистской завесой всегда стоят прагматические интересы. Будь то освобождение гроба Господня в крестовых походах, оправдывавшее территориальную экспансию европейских феодалов на юг, или построение арийского тысячелетнего Рейха, подвигнувшее немцев на войну за мировое господство, или освобождение трудящихся, вылившееся в жесточайшую диктатуру нерусских большевиков в России. Всегда и везде за водопадами пропагандистской лжи кроются конкретные интересы конкретных народов, племен, диаспор, этнических общин.

Под этим углом зрения положение в современной Российской Федерации являет собой картину политического и экономического господства нескольких диаспор, использующих страну для личного обогащения в кооперации с русскими коллаборационистами и при поддержке зарубежных врагов российской государственности.

Конечно, не все российские евреи, армяне и азербайджанцы причастны к масштабному казнокрадству, мародерству в экономике и системной русофобии властного режима. Как не все евреи в мире были коммунистами и не все советские евреи были троцкистами, не все чеченцы с ингушами помогали гитлеровцам и не все краснокожие резали белых переселенцев в Америке. Но исторический опыт свидетельствует, что политика действует неизбирательно, бьет по всем без оглядки на личности, по национальному принципу.

Враждебное политическое действие, предпринимаемое частью этнического меньшинства, вызывает политическое противодействие национального большинства, не только равное по силе (как минимум, а обычно более сильное, на то оно и большинство), но и реализующееся в этнической же плоскости. Антирусские действия диаспор в России с железной неизбежностью провоцируют русский народ на жесткие ответные действия. И если противодействие примет форму русского бунта, всегда бессмысленного и беспощадного, то судьба провинившихся нацменьшинств может быть ужасной. Сталинские репрессии покажутся детскими шалостями…

К тому дело и идет. Безумная социальная политика русофобского режима, воспринимаемого большей частью русского общества как режим оккупационный, вкупе с его не менее безумной национальной политикой натравливания инородцев на русских, толкают Россию к конфронтации национально-социального характера. В итоге столкновения нерусского режима и опекаемых им меньшинств с русским народом в стране образуется национально-социалистическая власть русского большинства, других вариантов разрешения кризиса в сложившихся условиях не существует.

Мы в партии - за такую власть, считаем ее единственно подходящей для России. Ведь кровь и политика неразрывны. Русская кровь во власти – русская политика, нерусская кровь, как сейчас, – и политика не русская, а наоборот, русофобская. Нерусская кровь и русофобская политика в государстве, которое образует русский народ, есть нонсенс, вещь противоестественная и для России погибельная. Этот исторический вывих надо вправлять.

Хотелось бы, конечно, обойтись без силового противоборства и без крови, разрешить кризис мирным путем, построив русский национальный социализм на основе действующей российской Конституции, благо она эту возможность предоставляет (потому наша партия и пытается Конституцию защитить). Но ожесточенность надвигающейся конфронтации зависит не от нашей доброй воли, а от степени сопротивления народному движению со стороны нынешних «хозяев» страны, Конституцию не читавших и упорствующих в узурпации власти.



Александр Никитин