ПРОВАЛ ПОЛИТИКИ МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМА В ЕВРОПЕ

Причины и следствия.

Причины констатированного европейскими политическими лидерами провала политики мультикультурализма, в последнее время принятой в Европейском союзе в качестве основного вектора строительства межнациональных отношений, становятся понятнее в свете сравнительного анализа сосуществования этнических сообществ в различной культурной среде.

Истории известны три способа формирования политических наций.

Первый – ассимиляция государствообразующим народом иных народов в процессе территориальной экспансии. Ярким примером ассимиляции является расширение на Восток Римской империи германской нации в правление Карла Великого. Под флагом христианизации язычников немцы насильственно онемечивали народы Восточной Европы, физически уничтожая не поддающихся ассимиляции.

Второй способ – «плавильный котел», в котором из разнородных этнокультурных ингредиентов с течением времени формируется генетически перемешанное и относительно гомогенное в культурном отношении сообщество. Единственный успешный пример такого «котла» - Латинская Америка, где за пять веков сложилась своеобразная «нация метисов» со специфической культурой.

Третий способ – «мультикультурализм», предполагающий автономное сосуществование различных этнокультурных сообществ в едином государственном формате. Тот самый мультикультурализм, который до самого последнего времени успешно работал в Европе и в России и который сейчас дает сбой и там, и там.

Если оставить в стороне насильственную ассимиляцию и сопоставить «плавильную» и «мультикультурную» формулы межнациональных отношений, то становится очевидным, что причина успеха или неуспеха того или иного способа политического нациегенеза кроется в степени совместимости культур человеческих сообществ, участвующих в этом процессе.

Когда в национальных культурах участников процесса имеется общий культурный знаменатель, политическая нация складывается – более полно при биологическом смешении, как на юге и в центре Америки, или менее полно в отсутствие такового, как на ее севре, но складывается везде. Когда такого общего знаменателя нет, межнациональная политика терпит провал, который сейчас мы видим в Европе и в «демократической» России.

Так, в США пресловутый «плавильный котел» на самом деле никого не переплавил, в стране до сих пор существуют разные национальные диаспоры. Ирландцы дистанцируются от итальянцев, евреи от армян, чернокожие сторонятся белых и наоборот. Лишь в самое последнее время получила широкое распространение практика межнациональных и межрасовых браков, связанная с победным наступлением неолиберальной идеологии во всей западной цивилизации. Но о какой-либо масштабной «переплавке» говорить по-прежнему некорректно, такой процесс длится столетиями.

Однако реальное бездействие «плавильного котла» не помешало формированию американской политической нации на англосаксонской культурной основе как государствообразующей. Английский язык, английское право, христианская религия сыграли роль общего знаменателя, который оказался приемлемым для всех этнических составляющих. И так будет продолжаться до тех пор, пока природных носителей англосаксонской культуры, то бишь англосаксов, в стране большинство. Как только какой-либо другой этнос (неважно какой) подвинет их с первой позиции, нынешняя конструкция политической нации рассыплется.

При этом собственно «американская» культура как продукт совместной жизнедеятельности разноплеменных диаспор сложилась методом обобщения. Она вобрала в себя то, что является для всех них общим, а значит, самое простое и распространенное, и абстрагировала национальные различия. Отсюда – приоритет экономической составляющей в жизни нации (деньги даже в Африке деньги). Отсюда же преимущественно христианский вектор религиозной жизни при наличии огромного количества самых разных сект, отражающих специфические предпочтения отдельных этнокультурных групп населения. Штаты живут по-американски, а не по-английски, поэтому о них можно говорить как о самостоятельной политической нации.

Не вписавшиеся в этот процесс язычники-индейцы были физически уничтожены, а иммигранты из разных регионов планеты приспособились, частично (в государственной и общественной жизни) американизировались, отнюдь не «переплавившись» без остатка и сохранив в большей или меньшей мере свою изначальную идентичность, биологическую и культурную. Поэтому, характеризуя межнациональную ситуацию в США, правильнее говорить не о «плавильном котле», а скорее о мультикультурализме с доминированием англосаксонской культуры как государствообразующей.

Испанцы и португальцы, колонизировавшие Южную и Центральную Америки, проявили большую готовность к «плавильному» процессу. Иберийская культура (католическая), в отличие от англосаксонской (протестантской), с самого начала освоения заморских территорий не препятствовала межнациональным бракам (очевидно, под влиянием опыта длительного сосуществования с «маврами» на Пиренейском полуострове в Средние века). Отсюда – генетическая метисация, которая резко активизировала взаимное проникновение и синтез национальных культур через смешанные семьи и за половину тысячелетия породила субрасу метисов и латиноамериканский культурный феномен. В данном случае есть все основания говорить о «плавильном котле», в результате работы которого Южная и Центральная Америки в биологическом и культурном отношениях живут по-латиноамерикански, а не по-испански или португальски.

В России межнациональные отношения развивались специфическим образом, не имеющим аналогов в других частях света. Территориальная экспансия русского народа не сопровождалась ни уничтожением аборигенов, ни их ассимиляцией, ни этнической «переплавкой», ни обобщением культур. Малые народы (а по сравнению с русским народом все остальные народы России являются «малыми») интегрировались в состав государства вместе с их землями без утраты собственной национальной идентичности.

Смешанные браки являлись редкостью. Советская статистика, по которой «межнациональными» считались 15% всех заключенных браков, некорректна, поскольку в этот разряд она включала также браки между русскими, украинцами и белорусами, каковых там было абсолютное большинство. Между тем, генетические исследования последнего времени показывают, что в биологическом отношении это один и тот же народ. Языковые и культурные различия – в масштабе местных диалектов и местного фольклора, не более того. Говорить о раздельном существовании самобытных народов, русского, украинского и белорусского, нет никаких объективных оснований.

То есть русский народ, включая украинцев и белорусов, и еще около двух сотен других народов жили в одном государстве и не смешивались. При этом дискриминации по национальному признаку в стране не было. По религиозному признаку дискриминация была (для государственной карьеры требовалось исповедовать православие), а по национальному нет. Культурная самобытность малых народов не подавлялась, наоборот, поощрялась (даже создавалась национальная письменность для тех, кто ее не имел). Развитию «национальных окраин» уделялось повышенное внимание, временами чрезмерное, особенно при советской власти.

Культурным общим знаменателем для всех народов империи без исключения была и остается культура русского народа. Русский язык является не только официальным государственным языком, но и единственным языком межнационального общения, его изучение в учебных заведениях империи было обязательным и формально остается таковым поныне. Русское право - как законодательное оформление базовых положений русской культуры – действовало на всей территории Российской империи.

В отличие от США (и в еще большей степени от Латинской Америки), ничего нового, собственно «российского» в результате обобщения культур разных народов в России не появилось, поскольку никакого такого обобщения не было вовсе. Имело место взаимное обогащение в форме появления в русской культуре отдельных элементов культур малых народов и повсеместное проникновение элементов русской культуры в культуры других народов империи. Но это не привело к образованию какой-либо сущностно новой «общероссийской» культуры, отличной от русской. Каждый народ сохранил собственную культурную самобытность, а на национальном уровне использовалась культура государствообразующего русского народа в ее неизменном виде.

Таким образом, в России исторически сложился мультикультурализм, но мультикультурализм по русскому образцу, сохраняющий сугубо русский характер политической нации за счет исключительного положения русской культуры как единственной используемой в государственной и общественной жизни. Ни о каком равноправии культур в империи никогда речь не шла, равно как об отказе от отдельных элементов государственной русской культуры в угоду культурной специфике каких-либо малых народов. Россия до последнего времени жила по-русски, а не по-российски. Это русское национальное государство, хотя и полиэтническое, и только в таком качестве оно жизнеспособно.

Ключевым моментом во всех трех рассмотренных примерах формирования политических наций являлась культурная совместимость участников этих процессов. При всех национальных различиях, мировоззренческие основы разных народов не были антагонистичными. Основные запреты и ограничения, составляющие суть культуры и в самом общем виде канонизированные в традиционных религиях, в целом совпадали. Именно это фундаментальное совпадение сделало возможной совместную жизнедеятельность разных народов в формате одного государства и общества.

И именно отсутствие такого совпадения является причиной провала мультикультурализма в современной Европе. Дело в том, что сущностью неолиберальной культуры современного Запада является как раз разрушение традиционных культурных табу во имя безграничного расширения свободы личности. А иммигранты – выходцы из традиционных обществ к этому не готовы. Не готовы ни органически влиться в европейское неолиберальное общество, отказавшись от собственной культурной идентичности, то есть ассимилироваться, ни даже мирно и равноправно сосуществовать с этим обществом в одном государстве и в условиях собственной культурной автономии, по европейской модели мультикультурализма.

Европейцы, осваивавшие Западное полушарие, имели общие христианские ценности, несмотря на различия в вероисповеданиях. И эти ценности никоим образом не противоречили тем заповедям, которыми руководствовались более поздние иммигранты из других частей света, исповедовавшие иные религии. В России культура русского православия тоже существенно не противоречила базовым морально-нравственным установкам малых народов.

Это потому, что основные принципы культуры являются общечеловеческими в том смысле, что они были выработаны многотысячелетним опытом выживания человеческих сообществ, по существу одинаковым у всех, и представляют собой коллективное достояние человечества. Неслучайно они канонизированы и в христианстве, и в иудаизме, и в исламе, и в буддизме, и в других традиционных верованиях, даже самых экзотических.

Неолиберализм же, сложившийся в своей нынешней радикальной форме за несколько последних десятилетий, нацелен как раз на разрушение основ традиционной культуры. В этом смысле неолиберализм представляет собой не новую культуру, еще одну в числе многих, а нечто прямо противоположное, некую антикультуру (и, соответственно, антирелигию). Соприкосновение новой антикультуры европейцев с традиционной культурой иммигрантов в одном государственно-общественном формате естественным образом порождает конфликт, столь же неизбежный, как разряд электричества между полюсом «плюс» и полюсом «минус».

В России кризис в межнациональных отношениях вызван не столько влиянием неолиберализма, у нас оно ничтожно, сколько попыткой «демократических» властей подорвать эксклюзивную роль русской культуры в жизни государства и общества, частично подменив ее импортными западными ценностями и одновременно уравняв в правах с культурами малых народов страны. Размывание общего знаменателя в виде русской культуры поощряет сепаратистские устремления национальных меньшинств и генерирует напряженность на национальной почве.

Таким образом, коренной причиной провала современного мультикультурализма в Европейском союзе является не «столкновение цивилизаций» и не «столкновение культур». Ведь ни в Южной, ни в Северной Америках в период формирования там политических наций, ни в Российской империи в ходе ее строительства никакого драматического «столкновения культур» не происходило (если не считать уничтожения массы аборигенов европейскими колонистами при освоении новых территорий, которое было обусловлено не столько культурными, сколько экономическими факторами). А то, что сейчас наблюдается в Европе, это столкновение традиционной культуры и либеральной антикультуры, противоречие между которыми является антагонистическим и поэтому непреодолимым.

На вопрос о том, как сейчас живет Европа, определенного ответа нет. Ясно, что не по-европейски в привычном, старом понимании этого термина. Но и не по-новому, по-либеральному ввиду наличия множества иммигрантских анклавов, жизнь в которых протекает по законам соответствующих традиционных обществ. На границах этих анклавов, которые стремительно увеличиваются в размерах и множатся в числе, там, где они соприкасаются с территорией европейского неолиберализма, пролегает рубеж конфронтации, регулярно перерастающей в межнациональное насилие.

Компромиссное разрешение кризиса невозможно в принципе – какой компромисс может быть между «плюсом» и «минусом» в электрической цепи? Победить, уничтожив врага, может либо культура иммигрантов, либо антикультура европейцев. Причем первое вероятнее, поскольку неолиберализм лишает коренных европейцев воли к сопротивлению и вообще воли к жизни, делает невозможным силовое решение, будь то массовое выдворение иммигрантов из Европы или установление в европейских странах жестких националистических режимов. Ситуация усугубляется тем, что неолиберальная абсолютизация индивидуальной свободы, в том числе и понимаемой как декриминализация всяческих извращений, ведет к падению деторождения – коренные европейцы вымирают, а мигранты из традиционных обществ продолжают прибывать в Европу и активно там плодятся.

Традиционная культура иммигрантов, в основной своей массе исповедующих ислам, требует от них борьбы с противоестественными и богоборческими неолиберальными реалиями, включая применение силы. То, что в Европе превозносится как современная этическая норма, Шариат требует побивать камнями… Отсюда – религиозный радикализм, порой перерастающий в терроризм. Европейские мусульмане борются с дьяволом в его либеральном воплощении, и винить их за это трудно…

В целом перспективы неолиберальной Европы представляются мрачными. Единственным положительным для России следствием европейской драмы является возможность учиться на чужих ошибках и не повторять европейского опыта, к которому склоняют общество отечественные либералы-западники. Причем значительный путь в этом гибельном направлении уже пройден – «национальные республики», особенно на Северном Кавказе, превратились анклавы, где русский Закон не действует и русская культура полностью вытеснена этнической спецификой. Дерусификация отдельных территорий создает предпосылки для кровопролитных межнациональных конфликтов, чреватых национальной катастрофой для малых народов державы.

Но это еще не критично, пока свеж в памяти успешный российский путь имперского мультикультурализма на русской национальной основе. Чтобы вернуться на него и восстановить естественную гармонию в межнациональной сфере, нации требуется всего ничего – прогнать забравшихся в Кремль русофобов-либералов и восстановить русскую власть в империи на благо всех ее народов.

Александр Никитин

Секретарь ЦПС ПЗРК «РУСЬ»