ВЛАСТЬ И СОБСТВЕННОСТЬ

(анатомия новой российской революции-6)

Все, буквально все в нынешней России не как у людей, все идет наперекосяк. Даже самые простые и очевидные, казалось бы, вещи и те не получаются. Причем чем дальше, тем хуже. Здание государства разрушается на глазах, несмотря на сверхблагоприятную внешнюю конъюнктуру – «горячей» войны в кои-то веки нет, а цены на нефть запредельно высокие. Значит, что-то у нас не так в самой основе, значит, есть трещина в фундаменте нынешней российской государственной системы.

Действительно, при ближайшем рассмотрении выясняется, что «не так» обстоит дело с формой собственности на основные средства производства. Эта ключевая для любого государства проблема не решена политически, поскольку с нынешней формой собственности общество не согласно. Отсюда проистекают и все остальные российские беды.
Всякая государственно-общественная система состоит из двух основных частей – экономического базиса, то есть средств производства вкупе с производственными отношениями, и политической надстройки над ним, то есть государственной власти. Эти структурные части органически связаны  друг с другом. Базис формирует надстройку, которая, в свою очередь, регулирует базис.
 
Факторами, определяющими то и другое, являются характер основных средств производства и форма собственности на них. Иначе говоря, кому, какой социальной группе принадлежат эти самые средства, тот и обладает властью в государстве. Эта политэкономическая аксиома подтверждается всем ходом истории человечества. Иначе не бывает и быть не может.
Средства производства, составляющие экономический базис, постоянно развиваются, прогресс неостановим. Параллельно изменяется и политическая надстройка, эволюция базиса взамен старых приводит к власти новые социальные группы, которые приспосабливают государственное устройство к своим нуждам. Наиболее существенные перемены происходят революционным образом, через насилие, поскольку старое яростно сопротивляется наступающему новому.
Долго, очень долго основным средством производства была земля, а само производство было сельскохозяйственным. Ремесла играли постепенно возрастающую, но все же вспомогательную роль. Соответственно, государственная власть принадлежала землевладельцам.

В XVIII-XIX веках вследствие научно-технической революции в Европе произошло бурное развитие промышленности. На авансцену истории вышла новая социальная группа – владельцы промышленных предприятий, а также торговцы и ростовщики, обслуживающие оборот индустриальных товаров и сырья. Обобщенно эту социальную группу называют «буржуазией» от французского слова «буржуа», что означает «городской житель» - именно в городах развивались индустрия и торговля с финансами (в противопоставление сельскому населению, занятому в аграрном производстве).

Сложилась ситуация, при которой удельный вес промышленного производства и всего с ним связанного в экономическом базисе возрастал, а политическая надстройка оставалась прежней, власть принадлежала землевладельцам-аграриям. Возникшая таким образом диспропорция между базисом и надстройкой, которая явилась основным противоречием той эпохи, была разрешена серией революций в европейских странах. Начало им положила революция во Франции в 1789 году, вошедшая в историю как Великая французская буржуазная революция.

Суть этих революций состояла в том, что набравшая экономическую мощь буржуазия силой отняла власть у старого землевладельческого класса и на месте феодальных монархий соорудила буржуазные республики. Республиканская форма правления в большей мере отвечала интересам нового правящего класса – класса промышленников, торговцев и банкиров, которых позже с подачи Карла Маркса стали именовать «капиталистами». Буржуазная республика – пропорциональная надстройка над буржуазным же по преимуществу базисом. Таким образом, диспропорция была устранена, основное противоречие эпохи было разрешено.

Процесс государственного переустройства протекал неравномерно, в зависимости от национальных особенностей отдельных стран. В числе последних на этот путь в Европе вступила Россия. Незадолго до буржуазной революции февраля 1917 года император Николай II в анкете по случаю переписи населения в графе «занятие» написал «хозяин земли русской». И это не было фигурой речи, какой-то метафорой. Царь действительно являлся крупнейшим российским землевладельцем и в этом своем социальном качестве отстаивал интересы помещичьей аристократии, вошедшие в противоречие с интересами бурно развивавшейся национальной буржуазии.

Февральская революция помещичью монархию в России опрокинула и, по примеру остальной Европы, образовала буржуазную республику. Но ненадолго. В силу уникального стечения исторических обстоятельств в том же году случился октябрьский переворот, и к власти пришли большевики, претендовавшие на представительство интересов «трудящихся» (в основном промышленных рабочих) в противопоставление интересам «эксплуататоров» в лице помещиков и капиталистов.

Коммунистическая идея, сформулированная Марксом и Энгельсом, заключалась в том, чтобы передать основные средства производства в общую собственность тех, кто непосредственно на них работает, своими руками, своим физическим трудом производя так называемую «добавленную стоимость». То есть сделать собственниками промышленный пролетариат и трудовое крестьянство (сельскому населению отводилась второстепенная роль как менее «революционному» и «сознательному» классу, чем пролетариат, которому вообще «нечего терять кроме своих цепей»). Таким путем предлагалось разрешить основное противоречие новой эпохи – противоречие между трудом и капиталом, заключавшееся в том, что буржуазия в необузданном стремлении к прибыли за счет сверхэксплуатации наемного труда, злоупотребляя политической властью, создавала для наемных работников нечеловеческие условия существования.

В России идея обобществления средств производства возобладала потому, что, в отличие от индивидуалистической организации жизнедеятельности и менталитета на Западе, была созвучной общинному образу жизни и мышления русского народа в течение многих веков. Однако большевики обманули людей. Не дали им в собственность ни землю, которую посулили крестьянам, ни фабрики, обещанные рабочим. Причем обман был заложен изначально, заложен еще Марксом в его теории социализма. Ловушка заключалась в том, что «общенародная» форма собственности на основные средства производства трактовалась в марксизме как «государственная».

«Национализация», то есть передача имущества в собственность «нации», по Марксу суть «огосударствление». Между тем нация состоит из двух структурных частей – народа и государства как механизма управления делами этого народа. Большевики, следуя марксистской теории, исхитрились сделать так, что государству досталось все, а народу ничего.
Собственниками в большевистской России стали не люди, объединенные в социальную группу «трудящихся», а именно «государство», то есть некая система институтов, которая сама по себе, в отрыве от человеческой составляющей, является абстракцией. Абстракция в качестве собственника суть химера. А что такое «государство» в человеческом измерении? Это чиновники из аппарата государственного управления.

Поэтому при советском социализме всеми средствами производства, формально «общенародными», а на деле «государственными», распоряжались конкретные индивиды, а именно верхушка партийно-советской иерархии. Конечно, в юридическом отношении это не была частная собственность партийных бонз как физических лиц, это была собственность государства. Но ведь государство – это они сами и были, при тоталитарной советской системе больше никто.
«Национализация» в смысле «огосударствление» стала одним из первых важнейших мероприятий большевиков после октябрьского переворота. Монопольно завладев таким образом средствами производства, большевистские лидеры узурпировали и всю полноту государственной власти, в строгом соответствии с основным законом политэкономии. Положение народа при этом резко ухудшилось как в экономическом, так и в политическом отношении.
 
Уровень обобществления, то бишь огосударствления поначалу превысил все мыслимые пределы. Промышленный пролетариат, особенно в люмпенизированной его части, не сильно это почувствовал, поскольку и прежде, при царизме-капитализме у него не было «ничего кроме цепей» (поэтому коммунисты и считали пролетариат единственным подлинно «революционным» классом). Но вот на селе при коллективизации дело доходило до изъятия из личных хозяйств даже домашней птицы и примитивного сельхозинвентаря. Возмущение крестьянства было таково, что хозяевам Кремля пришлось дать отбой, умерить рвение наиболее последовательных коммунистов-коллективизаторов. Сталин по этому поводу даже статью специальную написал под заголовком  «Головокружение от успехов». (Кстати, это было актом ревизионизма, отступлением от классического марксизма, основоположники которого столь далеко зашли в отрицании института частной собственности, что в некоторых своих трудах предлагали обобществить жен и национализировать детей…)

Отчужденный таким образом от собственности народ автоматически оказался в абсолютном политическом бесправии. Вся власть в государстве оказалась сосредоточенной в руках большевистского руководства, и в течение семидесяти лет существования советского режима политическая жизнь страны сводилась, по образному выражению Черчилля, к «борьбе бульдогов под ковром» в кремлевских кабинетах. Народное согласие с советской системой имитировалось на регулярных выборах, где каждый гражданин был обязан отдать свой голос за кандидатов от «единого блока коммунистов и беспартийных». Несогласных ждали репрессии как «врагов народа».

Со временем эта система естественным образом сама себя изжила – без периодического обновления тоталитарный режим впал в застой, маразм, развитие остановилось, и государство разрушилось. Тогда и случилась «демократическая» революция 1991 года.

Эта революция качественно отличается от французской революции 1789 года и обеих российских революций 1917 года, февральской и октябрьской. Предыдущие революции уничтожали устаревшую настройку, чтобы, создав новую, расчистить путь для развития обновившегося базиса. В феврале 17-го аристократов-землевладельцев сменили в правительстве капиталисты, а в октябре 17-го хилых еще российских капиталистов с их не понятной народу либеральной идеологией свергли большевики с подельниками, якобы представлявшие социальные интересы трудящихся.

Справедливости ради следует признать, что со временем советская власть действительно построила общество социальной справедливости на марксистский уравнительный манер. Она также осуществила стремительную индустриализацию страны и мощный модернизационный скачок в невиданно короткие сроки, выполнив в этом отношении историческую миссию, которую в других европейских странах реализовывала буржуазная демократия. Этим и объясняется относительное долголетие власти советов, несмотря на всю ее противоестественность – страна быстро развивалась.

Российская революция 91-го года не такова. Она была вызвана не обновлением, как предшествующие революции, а, наоборот, устареванием базиса при застойном «развитом социализме» и представляла собой попытку обеспечить его модернизацию через реставрацию старой, датируемой аж февралем 17-го года надстройки. Это само по себе нонсенс. Так в природе не бывает. Эволюция не дозволяет движения назад, только вперед. А Россия, вопреки всем законам развития, в 1991 году попыталась шагнуть «вперед в прошлое».

Известно, что историческое развитие человеческих сообществ происходит в соответствии с диалектическим законом отрицания отрицания. Каждый новый этап отрицает предыдущий и одновременно воспроизводит некоторые черты того прошлого, которые предыдущим отрицанием были отвергнуты. Но при этом развитие идет по спирали – в будущее из прошлого берутся только те вещи, которые, как показал опыт, на предыдущем этапе были отвергнуты напрасно. На новом витке эволюционной спирали и в новых условиях эти вещи интегрируются в общую систему, обеспечивая историческую преемственность и непрерывность развития, суть которого представляет собой постоянное усложнение системы.
Воспроизвести прошлое целиком и пустить таким образом процесс развития не по восходящей спирали, а по кругу невозможно. Предпринимаемая после 1991года попытка сделать это наперекор законам общественного развития автоматически привела к упрощению российской системы: страна стала меньше, слабее и примитивнее во всех отношениях, причем процесс деградации продолжается.

Пользуясь терминологией из области акушерства, произошедшее в 1991 году можно охарактеризовать как патологический выкидыш с осложнениями. Нежизнеспособную советскую власть мать-Россия отторгла, но и сама при этом сильно пострадала. Отпали территории, оказался разделенным государствообразующий русский народ, а в руководстве государством вместо парткомов и советов, которые достаточно эффективно выполняли управляющую функцию, выросла раковая опухоль, которая только и делает, что высасывает из страны жизненные соки и губит национальный организм. Происходящее поле революции 1991 года является упрощением системы, то есть регрессом, а не прогрессом, который всегда означает усложнение.

Основным очагом онкологического заболевания, убивающего Россию, стала новая форма собственности на основные средства производства, очень специфическая, ранее в истории человеческой цивилизации не виданная. Если собственность землевладельцев и промышленников с торговцами и ростовщиками всегда, во все времена, и везде, во всех странах, складывалась естественным образом в соответствии с законами соответствующих исторических эпох, то в России за последние два десятилетия произошло нечто невообразимое и беспрецедентное. Появилась принципиально новая форма собственности – институт собственности на украденное имущество.

Основные средства производства были мошенническим образом изъяты у государства и переданы в частную собственность нескольким физическим лицам, которым удалось оседлать «демократическую революцию» 1991 года и провести последующие «коренные реформы». Это была чистой воды кража, поскольку никаких законных оснований для жульнической «приватизации» государственного имущества у самозваных «реформаторов» не было и быть не могло, если, конечно, не считать таковыми те правила грабежа, которые они установили сами для себя, пользуясь неискушенностью и революционной экзальтацией народных масс. Для такой категории жуликов в криминологии есть специальное определение – «воры на доверии».
Понятно, что политического признания российским обществом права воров на владение украденным имуществом нет и не будет. Такое признание невозможно нигде в мире и тем более в России ввиду обостренного чувства справедливости, которое генетически присуще русскому народу. Тот факт, что в силу политэкономического закона власть в стране принадлежит тем самым жуликам, которые украли у государства основные средства производства, ничего в этой ситуации не меняет. Правительство может сколько угодно повторять мантру насчет «необратимости итогов приватизации», но русский социум никогда с ней не согласится.

Несогласие общества с криминальной формой собственности на основные средства производства делает принципиально невозможным развитие страны, предопределяя, в частности, противоестественное поведение «новорусского» правящего класса. Предпринимательская «элита», чувствуя себя тем, кем она является на самом деле, то есть шайкой мародеров, которую обворованный народ вот-вот призовет к ответу, лихорадочно завершает разграбление национального богатства и вывозит добычу за границу, подальше от места преступления. В такой атмосфере даже здоровая часть предпринимательского сообщества ощущает себя крайне неуютно, небезосновательно опасаясь попасть под каток народного гнева вместе с жуликами-приватизаторами (опыт октябрьской революции 1917 года еще свеж в памяти – тогда не разбирались, кто есть кто, а действовали исключительно по классовому принципу).

Государственные служащие, также чувствуя временщический характер правящего режима, не выполняют функцию управления государством, а торопятся, кто как может, набить собственные карманы путем злоупотребления служебным положением. Казнокрадство, откаты, взятки и прочие формы коррупции парализуют государственный механизм, делая невозможным ни определение, ни осуществление какой либо внятной политики в интересах нации. Вся государственная система работает не на развитие и укрепление, а на разграбление и разрушение страны. Иначе работать она просто не может, поскольку ключевой вопрос общественно-политической стабильности, то есть вопрос собственности на основные средства производства в Российской Федерации политически не урегулирован и при нынешнем режиме урегулирован быть не может.
Понимая неизбежность крушения воровской чиновно-олигархической власти под напором народного возмущения, господствующая «элита» стремится найти защиту за рубежом, у цивилизационных соперников и неприятелей России. Глубинный смысл продолжения политики приватизации заключается в том, чтобы, передав основные средства производства в частную собственность, следующим ходом продать их иностранцам. Подразумевается, что иностранный собственник не позволит русскому народу вернуть украденное имущество, если понадобится, применив для защиты своей собственности в России вооруженную силу. Маниакальное стремление вступить в ВТО, заполучить иностранные инвестиции, раболепное следование в фарватере политики Вашингтона, обескровливание русской армии – все свидетельствует о намерении правящей «элиты» укрыться от народного гнева за чужеземными штыками. А это уже прямая государственная измена.

Таким образом, вопрос о выживании нации стоит ребром. Или-или. Или сохранение нынешней системы власти и собственности, означающее гибель России, или качественное ее изменение, то есть революция. Нарастающие признаки пробуждения национального самосознания, о которых говорилось в предыдущих статьях из серии «Анатомия новой российской революции», позволяют надеяться на лучшее. Да и Господь Русь не оставит. Бог не скупится на испытания для русского народа, но в критические моменты всегда выступает на его стороне.

Александр Никитин
Секретарь ЦПС ПЗРК «РУСЬ»