БРОШЮРА

НИКИТИН АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ. Родился в 1950 году в Москве в семье военнослужащего. В 1973 году закончил Военный институт иностранных языков МО СССР и поступил на службу в КГБ СССР. В 1996 году в звании генерал-майор уволился в запас ФСБ РФ с должности начальника Ситуационного центра Совета Безопасности Российской Федерации.

Занимается политикой и публицистикой. В 2006 году на учредительном съезде Партии защиты российской Конституции «РУСЬ» (ПЗРК «РУСЬ») избран секретарем Центрального политсовета партии.

НАЦИОНАЛЬНО-СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ

В течение последних шести с лишним лет ПЗРК «РУСЬ» разрабатывает теорию национально-социалистической революции в России. Мы это делаем не потому, что наша партия является революционной, каковой была, например, партия большевиков, не к ночи будь помянута, или, прости Господи, партия эсеров.

Ничего подобного. ПЗРК «РУСЬ» создавалась как классическая парламентская партия, нацеленная на защиту положений Конституции РФ от злоупотреблений антинародной «элиты» (этого не получилось не по нашей вине – власти противоправно отказали партии в госрегистрации). Но мы плотно работаем с людьми «на земле» и все острее чувствуем приближение революционного катаклизма, который ни мы сами, ни кто-либо другой предотвратить не в силах.

Накануне революции важно понять, какую идейно-политическую направленность примут социальные потрясения и чем они завершатся. Предупрежден значит вооружен, и видение перспективы позволяет пытаться влиять на ход событий, чтобы если не остановить революционное цунами (людям этого не дано), то хотя бы сгладить наиболее разрушительные его последствия. Именно такова цель теоретических изысканий ПЗРК «РУСЬ», резюме которых в удобочитаемой публицистической форме мы предлагаем вниманию читателей.

1.Сущность революции.

Прежде всего, нужно уточнить содержание понятия «революция», самого, пожалуй, модного в последние два столетия и используемого направо и налево, как правило, не к месту. При этом удобнее идти от обратного, перечислив то, что революцией в нашем понимании не является.

«Сексуальные революции», «революции» в моде, в науке и технике в фокус нашего внимания не входят, как и прочие пертурбации, происходящие за пределами общественно-политической жизни.

«Государственный переворот», будучи явлением из рассматриваемой предметной области, революцией тоже не является, независимо от того, удался он или нет. И «бунт» не революция. Бунт и переворот обычно сопровождают революцию, но сами по себе не есть революция.

Переворот – это насильственная смена правящей верхушки в государстве, и больше ничего. Бунт – стихийное проявление социального недовольства, сопряженное с насилием. По большей части бунты случаются вне связи с переворотами и бывают вызваны конкретными бытовыми причинами – нехваткой соли, например, или печатанием медных денег взамен серебряных («соляные» и «медные» бунты на Руси). Бунты немедленно утихают, как только ликвидируются вызвавшие их причины – завозится соль или медные монеты переливаются в колокола. Часто бунты используются для силового и социально-психологического обеспечения переворотов, но не всегда. Так, в послепетровский период гвардейцы в Санкт-Петербурге совершали перевороты безо всяких бунтов: прогоняли с трона одних царей и сажали на их место других.

Переворот и бунт суть явления скоротечные и рукотворные, существа общественно-политических и социально-экономических отношений в стране не меняющие. Таковы бесчисленные латиноамериканские (кроме кубинской) и африканские «революции», а также «цветные революции» на постсоветском пространстве: вместо одной группировки к власти приходит другая, и жизнь продолжается без перемен.

В отличие от бунта и переворота, революция – это изменение всей системы общественно-политических и социально-экономических отношений в стране, причем изменение коренное и непосредственно затрагивающее жизнь каждого человека. В результате революции человек оказывается в иной системе отношений, чем до нее, и ему приходится жить иначе.

Жизнь есть обмен веществом и энергией с внешней средой. Это многоплановый процесс, он протекает как на духовном и социальном уровнях между людьми и социальными группами, так и на физическом, химическом, биологическом и прочих уровнях в неодушевленной природе. Если до революции обмен духовной и социальной энергией осуществляется одним способом, то после революции уже другим. Люди остаются прежними, но алгоритмы функционирования человеческого сообщества перестраиваются, и это затрагивает каждого.

Революция начинается с переворота, иногда сопровождаемого бунтом, иногда нет. Но к перевороту с бунтом она не сводится, а представляет собой системную трансформацию, выводящую человеческое сообщество на новый виток спирали эволюционного развития, к новой жизни.

Очень важно понимать, что революция является системным явлением, подчиняется объективным законам общественного развития и от человеческой воли не зависит. Революцию невозможно начать и закончить по собственному желанию. Люди, утверждавшие, что именно они «совершили революцию», впали в грех гордыни. Заслуга этих людей заключалась лишь в том, что их идейно-политические установки соответствовали общему вектору революционных перемен, вызванных системными факторами, а сами они оказались в нужное время в нужном месте и сумели эти перемены возглавить. Если не они, то другие сделали бы то же самое, а тех, кто, напротив, пытался встать на пути революции, она просто раздавила.

Это как на рынке – революционный спрос общества, обусловленный объективными потребностями развития системы, удовлетворяется одним из многочисленных предложений, тем самым, которое полнее других этому спросу соответствует. Германский канцлер Бисмарк описывал данную ситуацию как умение политика угадать ход истории и успеть ухватиться за ее фалды. Повернуть по своему усмотрению течение объективного исторического процесса человек или группа людей не могут, слишком велика тектоническая энергия социального движения по сравнению с человеческими силами. А вот изловчиться «вскочить на подножку» революционного поезда и занять кабину машиниста – задача нелегкая, но реальная.

Чтобы ее решить, а затем постараться уберечь мчащийся поезд от крушения, требуется знать, куда ведут рельсы, это самое главное. Кроме того, нужно предвидеть, какие на пути могут быть стрелки, светофоры и прочие регуляторы и препятствия. Словом, требуется теория революции, хотя бы самая общая, и не для того, чтобы пытаться воплотить ее в жизнь, а для того, чтобы ориентироваться в потоке событий, которые кажутся стихийными, но на самом деле подчиняются железной революционной логике.

2. Причины революции.

Как системное явление грядущая революция в России поддается анализу и прогнозированию с помощью понятийного аппарата синергетики – науки, изучающей поведение сложных неравновесных систем. Формальный синергетический анализ, наполненный конкретным обществоведческим содержанием, дает возможность рассматривать Российскую Федерацию как классическую неравновесную систему высокой степени сложности, и это серьезно облегчает задачу разработки революционной теории. Тем более, что за последние два века революций случилось множество, и общие закономерности прослеживаются легко.

Если оставить в стороне описание параметров, делающих систему сложной, и сосредоточиться на факторах, нарушающих в ней равновесие (которые, собственно, и представляют интерес для теории революции), то можно выделить две основные сферы жизнедеятельности, в которых накапливается потенциал противоречий, ведущих к революционному взрыву в современной России. Это область социально-экономических отношений и область межнациональных отношений.

Теория социалистической революции как способа преодоления социальных диспропорций в системе подробно разработана еще марксистами и прошла экспериментальную обкатку в России и ряде других стран. Здесь все ясно. Аксиома современной социологии гласит, что десятикратный разрыв в доходах между 10% самых богатых и 10% самых бедных неизбежно вызывает социальный взрыв в любом обществе, независимо от уровня его благосостояния.

Причина социального катаклизма заключается не в качестве жизни населения, в том числе беднейшей его части, а в чрезмерности социального расслоения, которое нарушает равновесие в системе. Нечто похожее происходит в электрической цепи, когда разность потенциалов между «плюсом» и «минусом» провоцирует электрический разряд. Чем больше разность потенциалов, тем разряд сильнее.

Так, простой народ в Российской империи перед революцией 1917 года жил по тогдашним меркам неплохо, в том числе пролетариат. Н.С. Хрущев в бытность вторым секретарем МГК КПСС признал, что, работая до революции простым слесарем на шахте в Донбассе, в материальном отношении он был обеспечен лучше, чем на этом важном посту в советской партийной иерархии. Но относительно высокий уровень жизни народных масс не предотвратил революцию, вызванную чрезмерным разрывом в доходах между самыми бедными и самыми богатыми, который привел российскую систему в неравновесное состояние и в ней случилось революционное «короткое замыкание».

В Российской Федерации, по официальным данным, этот разрыв сейчас восемнадцатикратный, а по неофициальным – сорока- и даже пятидесятикратный. То есть рвануть может в любой момент. Социальная революционная ситуация сложилась и ждет своего разрешения. А поскольку свеж еще опыт социалистической революции 1917 года, разрешение этой ситуации, рассуждая логически, должно было бы пойти по накатанному советскому пути. Однако этого не происходит по причинам, о которых речь пойдет ниже.

В национальной области системное неравновесие нарастает под влиянием трех основных факторов:

- отсутствие политического урегулирования последствий геноцида русского населения союзных и автономных республик СССР в начале 90-х годов. Сотни тысяч убитых русских людей, миллионы беженцев – таковы «издержки» расчленения Союза и утверждения национальной идентичности этнических меньшинств за счет русского народа. До сих пор геноциду не дано ни политической, ни правовой оценки со стороны властей Российской Федерации. Более того, при молчаливом одобрении Москвы дискриминация русских продолжается как в странах СНГ и в «национальных» республиках России, так и на исконно русских землях;

- массированная этническая агрессия в русских регионах, в том числе наплыв титульного населения с тех самых территорий, откуда русские только что были изгнаны. Многомиллионная иммиграция нарушает сложившееся за века этнодемографическое равновесие и создает социальные проблемы из-за избытка дешевой рабочей силы гастарбайтеров , пришлый этнический криминал входит в коррупционный сговор с властями и терроризирует коренное население, возникают санитарно-эпидемиологические проблемы, характерные разве что для Средневековья, и т.д.;

- и все это по причине системной русофобии правящей Россией нерусской «элиты». Нерусская власть в русской России – основной дестабилизирующий фактор.

Количественных критериев для определения «точки невозврата» национальной революции не существует, как и достоверной статистики по динамике межнациональной напряженности (правоохранители скрывают реальные данные, представляя межнациональные конфликты как бытовые). Однако, по экспертной оценке, процесс усиления напряженности в этой сфере идет по нарастающей.

К тому же национальное противоборство по своей природе более взрывоопасно и насильственно, чем противоборство социальное, из латентного состояния оно легче перерастает в открытые конфликты с кровопролитием. Атмосфера в России насыщена парами этнической напряженности, тут и там периодически случаются вспышки насилия, способные рано или поздно спровоцировать общую детонацию с высвобождением огромного количества протестной энергии, накопившейся у русского населения страны, то есть национальное восстание и национальную революцию.

Национальная революция как таковая не касается социально-экономического базиса. Многочисленные национальные революции в третьем мире в период деколонизации не затронули капиталистических отношений собственности, которые были установлены в этих странах колонизаторами. Кое-где возросла роль государства в экономике, порой резко, но реального социализма построено не было.

Суть национальной революции в другом, а именно в замене правящего режима с инородного на национальный ради усиления национального начала в жизни государства и общества. Даже в Германии прошлого века гитлеровская революция, официально называемая национал-социалистической, ограничилась устранением с политико-экономической арены еврейской диаспоры (влияние которой нацисты, впрочем, сильно преувеличивали), то есть на деле была сугубо национальной. Социальная практика гитлеризма свелась к усилению позиций крупной национальной буржуазии с одновременным подавлением социалистических поползновений рабочего класса (запрет забастовок, профсоюзов и т.д.).

Содержание германской национальной революции заключалось в сплочении немецкого народа вокруг национал-социалистической идеи, что позволило нацистам совершить стремительный модернизационный скачок ради расширения «жизненного пространства» в интересах, прежде всего, все той же национальной буржуазии. Никаким «социализмом» там и не пахло.

Для революции достаточно нарушения равновесия в одной из двух ключевых областей, национальной или социальной, поскольку дисбалансы в них деформируют всю систему, состоящую из множества взаимосвязанных сфер жизнедеятельности. Неблагополучие на одном участке расстраивает функционирование примыкающих частей системы, нарушает общую гармонию, отравляет атмосферу в обществе. В новейшей истории почти все революции были либо национальными (обычно их называют национально-освободительными), либо социалистическими.

Сейчас же российскую систему приводит в неравновесное, хаотичное состояние совокупность диспропорций социального и национального характера. Сочетание двух мощнейших факторов неравновесия создает кумулятивный эффект, резко ускоряя нарастание энтропии в системе.

Достигнув предельного уровня неравновесия, сложная система претерпевает качественную трансформацию, внутрисистемные отношения перестраиваются, образуя новую, более равновесную структуру. В общественно-политическом словаре одномоментный переход системы в новую фазу развития называется революцией.

Фазовый переход происходит тогда, когда внутренняя неуравновешенность не дает системе развиваться, из-за чего в стране наступают застой и деградация. Дело в том, что эволюция человеческих сообществ не терпит топтания на месте или движения вспять. Единственно приемлемым для эволюции является движение вперед. Застой царский, затем застой советский, а теперь вот путинский являются верными признаками начала фазового перехода в качественно иное состояние. Когда система в существующем виде не может прогрессировать, происходит ее реструктуризация. Это закон природы, от человеческой воли он не зависит.

Трансформация системы может осуществляться двумя способами: через упрощение или через усложнение. Упрощение означает расчленение системы на части, которые ранее являлись ее подсистемами и которые после фазового перехода продолжают жить самостоятельно. Именно это произошло с СССР – он распался, и союзные республики превратились в суверенные государства, каждое со своими собственными внутрисистемными отношениями.

Одновременно все части разрушившейся системы переживают цивилизационное упрощение, откатываются по шкале эволюции в прошлое, примитивизируются. Прибалты и закавказцы – в разной степени, но все без исключения – стремительно теряют национальную идентичность, превращаясь в безликие и нежизнеспособные колониальные придатки Запада, а республики Средней Азии рухнули в средневековую восточную архаику. Архаизация распространилась и на национальные республики России, в которых репродуцируется система социальных отношений «бай-батрак». Собственно русские регионы Российской Федерации вместе с Украиной (президент Лукашенко пока удерживает от этого Белоруссию) очутились в условиях дикого разбойного псевдокапитализма, которого на Руси никогда не было, да и в Европе, кстати, тоже.

Усложнение системы, наоборот, предполагает сохранение ее целостности и переход на новый, более высокий виток спирали развития - политического, экономического, социального, культурного и т.д. Примерами усложнения являются революционный скачок Франции от феодально-монархического строя к капитализму в результате буржуазной революции 1789 года и рывок России из землевладельческо-монархического строя в советский социализм (минуя стадию капитализма) в результате революции 1917 года. Эти две революции называют «Великими» из-за того, что по их образу и подобию произошло множество аналогичных революций, буржуазных и социалистических соответственно, которые определили ход мировой истории.

Квалифицирующим признаком фазового перехода системы в новое состояние является изменение характера отношений собственности на средства производства. В марксизме совокупность этих отношений называется социально-экономическим «базисом», на котором вырастает соответствующая ему структура управления, называемая общественно-политической «надстройкой». Феодальному базису соответствует монархическая надстройка, капиталистическому базису – буржуазно-республиканская надстройка, социалистическому базису советского образца – чиновничья диктатура, маскирующаяся под «народную демократию».

Форма надстройки жестко определяется характером базиса, но бывают и временные отступления от этого правила, нарушающие симметрию между базисом и надстройкой. Так, абсолютистская монархия Наполеона Бонапарта построила во Франции капиталистическую систему, которая с незначительными изменениями функционирует до сих пор, но уже в естественной для капитализма форме буржуазной демократии. А ультрареволюционные и якобы насквозь социалистические режимы в Латинской Америке (за исключением кубинского) ни на йоту не изменили существа капиталистического строя в своих странах, поскольку они оставили в прежнем виде систему отношений собственности на средства производства. Поменялись персоналии, а системные отношения сохранились, поэтому там случились не революции, а государственные перевороты.

После крушения в 1991 году Советского Союза в нашей стране произошла именно революция в силу того, что на место государственной собственности на средства производства пришла собственность частная. Но есть две исторические особенности, которые существенно отличают эту квазибуржуазную революцию от всех прочих буржуазных революций.

Во-первых, революция 1991 года, буржуазно-демократическая по своей направленности, случилась в Советском Союзе, то есть в стране, где никакой буржуазии не было и в помине – ни как класса, ни в какой-либо ином виде. Плодами псевдобуржуазной революции воспользовались две совсем иные социальные группы – партноменклатура (именно коммунистические бонзы затеяли «перестройку» и последующую анархию, чтобы под шумок присвоить национальное богатство) и мелкий криминалитет (фарцовщики, валютчики, подпольные цеховики и прочая уголовная шушера), который в условиях революционной неразберихи продолжил обычный свой преступный промысел, но уже на более высоком, государственном уровне. Именно из партийно-криминальной среды выросли нынешние «капитаны экономики» и «столпы российской демократии». Им даже придумали особое название, подчеркивающее небывалость такого социального феномена – «новые русские» (хотя этнических русских среди этой публики считанные единицы).

Во-вторых, социализм по определению представляет собой более высокую ступень общественного развития, чем капитализм, и движение от социализма (пусть даже уродливого, советского) к капитализму – это движение вспять по пути эволюции. Между тем, законы развития, как отмечалось выше, такого не допускают. Нормального капитализма по западному образцу в России не получилось и никогда уже не получится, потому что капитализм может вырасти из феодализма, и это эволюционное движение вперед, прогресс, а из социализма не может, потому что это движение назад, регресс.

За семь десятилетий советского социализма поезд общественного развития России ушел вперед, безвозвратно миновав платформу под названием «Капиталистическая», и буржуазно-демократическая революция 1991 года представляла собой исторический нонсенс, эволюционную патологию. Призывы Путина с Медведевым «вернуть Россию в цивилизованное (то есть капиталистическое, западное, других цивилизаций они не знают) сообщество» сродни пожеланию «мама, роди меня обратно».

Попытка нарушить законы общественного развития, повернув историю вспять, привела к власти и собственности в России криминальный элемент и породила паразитический строй, который на наших глазах пожирает страну, как раковая опухоль.

Таким образом, причинами новой российской революции являются системный дисбаланс в социальной и национальной сферах, усугубляемый деструктивной сущностью сложившегося в России квазикапиталистического строя.

3. Движущие силы революции.

Поразительно верный анализ предреволюционного расклада сил в России в феврале 1914 года представил императору Николаю II в своей докладной записке министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново: «…народные массы, несомненно, исповедают принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как социализм широких слоев населения, политическая революция (республика вместо монархии - прим. авт.) в России невозможна, и всякое революционное движение выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у ней нет поддержки в народе, не видящим никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужой землей, рабочий – о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население… Россия несомненно будет ввергнута в анархию… Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается предвидению».

Каков царский сатрап! Как в воду глядел. Но предотвратить революционную анархию ни он, ни другие умнейшие деятели на государевой службе не смогли. Потому как революция есть феномен системный, и люди воспрепятствовать ей не в силах, будь они хоть семи пядей во лбу. Для нас же самое ценное в провидческом докладе П.Н. Дурново заключается в характеристике движущих факторов и сил, участвующих в революции, которая абсолютно актуальна и сейчас, столетие спустя.

При анализе этих факторов и сил важно понимать, что любой социум состоит из двух неравных частей, общественно активной (5% населения) и пассивной (95% населения). Третьим участником общественно-политического процесса является т.н. «власть» – статистически незначимая социальная группа, непосредственно приводящая в действие государственные институты. Власть (или, иначе, правящий режим) представляет собой блок управления системой, от которого в решающей мере зависит состояние элементов системы, характер их взаимодействия и степень гармонии между ними, то есть все, что определяет устойчивость данной системы.

3.1. Народ.

95-процентное пассивное большинство и сесть тот самый «народ», к которому апеллируют политики. Они же все время сетуют на то, что народ «стал не тот», на его безразличие и инертность. Это относится не только к русскому народу в наши дни и столетие назад, но и ко всем остальным народам на земле во все времена. (Любопытно почитать уничижительные оценки, которые Гитлер давал немецкому народу в «Майн кампф» всего за несколько лет до того, как сплоченная нацистами германская нация стала претендовать на мировое господство.)

Пассивность большинства выражается в том, что люди не пытаются переделать в своих интересах социальную среду, а предпочитают приспосабливаться к существующим условиям. Деление на пассивное большинство и активное меньшинство, которое, наоборот, стремится трансформировать систему, усовершенствовать ее, не полностью совпадает с социальной стратификацией общества. Во всех социальных слоях и группах есть как люди, активные от рождения, так и пассивные граждане. Но поскольку условия для проявления активности благоприятнее в социальных верхах, 5% активного населения сосредоточены в основном именно там, в общественно-политической надстройке.

95% граждан любой страны и любого социального положения всегда были, есть и будут общественно пассивными, это закон природы, его нужно учитывать в практической политике, а не пытаться перевоспитывать народ. Пассивное большинство сторонится политической борьбы и в массе своей поддерживает действующую власть, какой бы она ни была - советской, ельцинской, путинской, без разницы. Если бы во времена татаро-монгольского ига проводились выборы, то большинство населения голосовало бы за начальников-монголов, исключительно в силу имманентной своей консервативности.

Вопиюще безграмотными выглядят в свете сказанного выводы современных социологов, обосновывающих стабильность нынешнего российского режима результатами своих опросов – мол, большинство населения России поддерживает Путина. Думается, что, проведи ученые такие опросы зимой 1917 года, рейтинг Николая II был бы куда выше нынешнего путинского...

Да что там социологи! Даже величайший теоретик и практик революции Ленин из-за пассивности народа впал в грех уныния и в январе 17-го, за месяц до февральской революции, сетовал соратникам, что их поколению революции в России не дождаться. Точно так же накануне распада СССР абсолютное большинство граждан проголосовало на общесоюзном референдуме за его сохранение.

Народная масса по своей природе аполитична, инертна и консервативна. Это нужно понимать. Как и то, что в неравновесной системе консервативность народа эфемерна. Системные диспропорции вызывают в народных массах напряженность, нарастающую по мере усиления этих диспропорций. Констатированный царским министром «бессознательный социализм» народных масс не взялся ниоткуда, не появился сам по себе ни с того ни с сего. Это была политическая проекция того неравновесия в российской системе, которое породила антисоциальная политика царского режима.

Причем сам царизм не изменился в этом смысле ни на йоту, как был изначально антисоциальным, так и оставался таким же в 1917 году. Но мир изменился, и то, что способствовало развитию России как целостной системы в прошлые века, стало это развитие тормозить. Противоречие между потребностями развития и неспособностью властного режима этим потребностям соответствовать выразилось в изменении настроений народной массы, ставшей «исповедать бессознательный социализм».

Именно «социализм», Дурново абсолютно верно ухватил суть социалистической идеи. Социализм - не принцип распределения и перераспределения доходов между различными социальными классами и группами, социализм есть принцип построения отношений собственности на средства производства с участием всего социума.

«Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужой землей, рабочий – о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта…». Речь идет не об изменении пропорций распределения доходов в пользу трудящихся, а об изменении самих отношений собственности. Крестьянин мечтает не о получении большей доли урожая, выращенного им на помещичьей земле, а о самой этой земле. И рабочий мечтает не об увеличении зарплаты за счет сокращения прибылей фабриканта, а обо всем фабрикантском капитале, то есть хочет заполучить фабрику в свою собственность. Как осуществить эту мечту, крестьянину и рабочему неясно, отсюда и «бессознательность» их социалистических устремлений, которые ввиду многочисленности народной массы обладают огромным энергетическим потенциалом.

В революции народ играет решающую роль, генерируя то колоссальное количество социальной энергии («народные волны» по Дурново), которое требуется для перехода системы на новую ступень развития. Никакого противоречия между обычной политической пассивностью народа и его гиперактивностью во время революции нет.

Будучи равнодушной к форме и содержанию политической надстройки, народная масса крайне чувствительна к параметрам социально-экономического базиса, особенно в части, касающейся отношений собственности на средства производства. Жизнь народа протекает в границах базиса, поэтому его и волнуют базисные условия. Соответственно, народ как субъект истории наиболее ярко проявляет свою субъектность на историческом переломе, каковым является революция, вместе с надстройкой переформатирующая базис, – процесс чрезвычайно энергоемкий и без активного участия народных масс неосуществимый.

Именно это имел в виду П.Н. Дурново, докладывая царю, что «русский простолюдин… не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных». Когда речь идет о гражданских правах, свободах и прочих сугубо политических материях, локализованных в пределах надстройки, народ безмолвствует, его это не касается. Но когда на повестку дня встает вопрос о реформе базиса, об удовлетворении народных вожделений путем изменения отношений собственности на средства производства, пассивность большинства населения как рукой снимает. Гражданская война в России была войной крестьян за землю и войной рабочих за фабрики. Ничего подобного ради созыва Учредительного собрания или «честных выборов» в Думу произойти не могло в принципе, поскольку столичные политические перипетии народу «не нужны и не понятны».

Сейчас дела в России обстоят точно так же, как в 1914-ом. С одной лишь поправкой. Политическая инертность народных масс остается прежней, это имманентное их свойство, но исповедают они уже не «бессознательные», по Дурново, а вполне осознанные принципы социализма, после советской-то власти и 70-летнего опыта жизни в условиях социалистического базиса. Эта осознанность как раз и тормозит революционный процесс, о чем подробнее будет сказано далее.

3.2. Активное меньшинство.

Пятипроцентное активное меньшинство играет очень важную роль в жизни человеческих сообществ и в революции, в частности. Эти самые 5% активного населения министр Дурново называет в своей записке «обществом», противопоставляя его «народным массам».

Активное меньшинство генерирует новые идеи развития, в том числе революционные, которые затем разворачиваются в политические идеологии и конкретизируются в виде политических программ. Именно меньшинство образует политические организации ради претворения таких программ в жизнь. И именно меньшинство, точнее одна из его частей, управляет государством в каждый конкретный момент времени, формируя то, что называется «властью» или «правящим режимом». Меньшинство представляет собой население «надстройки» и постоянно в этой надстройке делает ремонт, косметический, а иногда и капитальный. В этом главное его отличие от народа, бытующего в базисе и проблемами надстройки не интересующегося.

5% населения – это весь спектр активной части социума. На нынешнем этапе развития европейской и русской цивилизаций этот спектр подразделяется на три основные идейно-политические течения: левое, правое и либеральное. (Кроме того, некоторое количество активных граждан действуют заодно с правящим режимом, исходя не из идеологических, а из чисто шкурных соображений – кормятся из властного корыта.)

Левые во главу угла ставят социальную справедливость в обществе, правые – сохранение традиционных для данного общества институтов и ценностей, а либералы озабочены расширением границ свободы личности во всех ее проявлениях (политическом, экономическом, культурном, сексуальном и т.д.). Во всех трех течениях есть свои радикалы, свои фундаменталисты, свои уклонисты и оппортунисты, да и жестких границ между ними не существует. Так, имеются «красно-коричневые», которые сочетают левые, то есть социалистические, и правые, националистические, идейные установки, а социал-демократы комбинируют левые и либеральные принципы. Но, тем не менее, три упомянутых основных направления идейно-политической мысли присутствуют постоянно, формируя устойчивую систему координат для обществоведческого анализа.

Во времена Дурново разница между левыми и либералами не ощущалась - все выступали «за свободу» и против царского абсолютизма. Эти настроения, которые министр определил как «бессознательную оппозиционность русского общества», доминировали в активном меньшинстве, тогда как правые консерваторы, верные лозунгу «за веру, царя и отечество», заметной роли в нем не играли. Лево-либеральное размежевание произошло позже, когда, в полном соответствии с прогнозом Дурново, «политическое» революционное движение «выродилось в социалистическое» - февраль 17-го перерос в октябрь. Классовый подход левых возобладал над индивидуалистическим подходом либералов, а среди самих левых во внутривидовой борьбе верх одержали наиболее идейно определенные, решительные и беспощадные – большевики.

В настоящее время расклад сил иной, поскольку ситуация в России изменилась. Если в начале прошлого века в Российской империи, русский национальный характер которой никем не оспаривался, противостояние в обществе было исключительно социальным (бедные против богатых), то сейчас к нему добавилось противостояние на национальной почве (российские нацменьшинства и иностранные иммигранты против русских).

Межнациональный рубеж конфронтации – исключительно рукотворный, традиционному российскому обществу не свойственный. Ксенофобия вообще чужда русскому народу, от природы наделенному, как отмечал Достоевский, удивительным даром «понимать и принимать» другие народы.

Зерна межнациональной розни посеяли в России патологические русофобы из «ленинской гвардии» и взрастили сменившие их во власти русофобы «демократы». Те и другие в качестве основного оружия в борьбе против исторически сложившейся российской государственности использовали разжигание межнациональной розни. Большевики-ленинцы подстрекали национальные меньшинства к войне за «свободу» против «реакционного» (определение Маркса) имперского русского народа, а «демократы» - к борьбе за «свободу» против «русских оккупантов» на территориях, населенных инородцами. Большевикам удалось физически уничтожить всю национальную элиту и лучшую часть русского генофонда, «демократы» расчленили русскую нацию, спровоцировав отделение Украины и Белоруссии, и организовали геноцид русского населения в «национальных республиках».

В таких условиях принципиально изменилось идейное содержание и политическое позиционирование правого движения в России. Правые противопоставляют русскую национальную природу российского государства как левым русофобам-интернационалистам, так и либеральным русофобам-космополитам. Вместе с тем, императив социальной справедливости в качестве фактора выживания русского народа (и других народов страны в той же мере) может служить точкой соприкосновения правых с левыми. Либеральная идея насчет свободы личности также не чужда правому мировоззрению, если только не противопоставлять ее интересам нации, как это делают либералы. И уж во всяком случае, правое движение, в отличие от его роли сто лет назад (революцию 1905 года подавила «Черная сотня»), никоим образом не защищает нынешнюю власть – ни от левых, ни от либералов.

В отношении к власти в российском активном меньшинстве сложился консенсус: левые, правые и либералы одинаково не приемлют режим, одновременно антисоциальный, антинациональный и авторитарный (причина оппозиционности либералов). Революционный лозунг «Долой!», как сказал бы Дурново, поддерживает все «общество», сейчас, после опыта четырех революций прошлого века (1905 г., февраль и октябрь 1917 г., 1991 г.), уже не «бессознательно», а осознанно оппозиционное.

Наибольшую протестную активность в настоящее время, как и столетие назад, проявляет городская либеральная интеллигенция в союзе с ультрареволюционной левацкой молодежью, которым симпатизируют враги русской нации на Западе. Ситуация вековой давности повторяется вплоть до мелочей: в царской армии отцы-командиры на политзанятиях разъясняли солдатам, что «враг внешний – германский кайзер, а враг внутренний – жиды и студенты»…

И так же, как во времена Дурново, за лево-либеральной «нашей оппозицией нет никого, у ней нет поддержки в народе, не видящим никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом». «На земле» белоленточные выступления столичного «креативного класса» не находят ни сочувствия, ни отклика из-за их сугубо политического характера. Призывы к «честным выборам» и прочим прелестям демократии народные массы не волнуют, а социальные лозунги либеральной оппозиции мало чем отличаются от пропагандистской демагогии самого режима и в душу не западают.

Тем не менее, правительство болезненно реагирует на массовую уличную активность либералов, вслед за Дурново опасаясь, что «законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию». Эти опасения на самом деле беспочвенны – не в том смысле, что парламент и «оппозиционно-интеллигентские партии» смогут или не смогут сдержать «народные волны», а в том, что никаких волн они вообще не поднимут, поскольку их чисто политические устремления находятся в диссонансе с социалистическими чаяниями народных масс.

Российские либералы неспособны даже организовать переворот по схеме «цветных революций» на постсоветском пространстве. Все «цветные революции» в странах СНГ были совершены силами местных националистов, то есть правых, а либералы лишь воспользовались их политическими плодами с помощью Запада. Но в России союза либералов с серьезными националистами нет и не предвидится, а саму либеральную интеллигенцию Ленин очень точно охарактеризовал под углом зрения ее революционной дееспособности как «жидкое говно».

Что не мешает либерал-оппозиционерам вместе с юными революционными романтиками троцкистского толка «лить воду на мельницу революции», добавляя энтропию в неравновесную российскую систему и провоцируя власти на хаотичные репрессивные меры, которые только накаляют обстановку.

3.3. Правящий режим.

Главным генератором хаоса в России, несопоставимо более мощным, чем оппозиция всех разновидностей, является сам блок управления системой – режим, правящий страной два последних десятилетия. Вместо упорядочения и стабилизации внутрисистемных отношений власть своей политикой постоянно усиливает неравновесие, нагнетая энтропию и подталкивая общество к революции.

Правительство систематически углубляет разрыв в доходах, на общем полунищенском фоне существования основной массы населения устанавливая космические зарплаты высоким начальникам и фактически поощряя их воровство. Национальная политика является цинично, глумливо русофобской, что все глубже оскорбляет национальные чувства великороссов. Словом, главный российский революционер – сам нынешний режим.

Деструктивная роль этого режима неслучайна, она генетически вытекает из его природы. Режим появился на свет как плод двух беспрецедентных в истории человечества преступлений: политического - в виде государственной измены в Беловежской пуще и экономического - в форме кражи государственного имущества под предлогом его «приватизации». Родовая травма предопределила дальнейшую политику режима, преступную по отношении к России: разграбление национального богатства кучкой чиновников-олигархов, силой и обманом пытающихся увековечить свое господство.

Преступная линия в экономике сопровождается преступным поведением в политике. Иначе режим действовать органически не в состоянии, ибо таков генетически запрограммированный и практически закрепленный способ его жизнедеятельности. Похожая ситуация описана в криминологии: сын пьяницы и проститутки не может вырасти добропорядочным гражданином, потому что у него дурная наследственность и антисоциальное воспитание.

Отсюда же, из родовой травмы, проистекает и патологическая русофобия российской правящей «элиты». В результате «демократической» революции 1991 года основная собственность, а вместе с ней и власть в государстве были захвачены этническим криминалом из среды диаспор, то есть сообществ, имеющих свои национальные государства за пределами Российской Федерации (главным образом евреями, армянами и азербайджанцами). Соответственно, правящий страной режим имеет признаки иностранного оккупационного режима и как таковой враждебно относится к населению оккупированной страны, особенно к государствообразующему русскому народу, справедливо опасаясь, что возрождение национального самосознания положит конец инородческому господству в России.

Таким образом, нарастание неравновесия в социальной и национальной областях российской жизни является результатом антисоциальной и антинациональной политики правящего режима, которая, в свою очередь, определяется сущностной природой этого режима и поэтому не может быть изменена им самим. Соответственно, для ликвидации источников неравновесия требуется смена режима. А поскольку правящая группировка, цинично нарушая действующее законодательство, намеревается господствовать вечно (Медведев, простая душа, перед последними федеральными выборами публично озвучил их с Путиным политическое кредо: «главное - не отдавать власть»), ее политическое противостояние с обществом может быть разрешено насильственным путем со всеми вытекающими из этого последствиями.

В России сложилась классическая революционная ситуация – низы не хотят жить по старому, а верхи не могут править по новому, но и уходить тоже не собираются. Французы утверждают, что такие ситуации разрешаются тем, что «on coupe les tetes» (по-русски это означает «рубят головы»), а они, изобретатели революционной гильотины, в этом деле толк знают…

Революционная классика усугубляется еще одной особенностью нынешнего российского режима, совершенно специфической. Дело в том, что сам факт наличия в стране законной и признаваемой обществом власти обычно сдерживает революцию. Он не может ее предотвратить, когда энтропия в системе достигает уровня, останавливающего развитие страны, но тормозит, замедляет поток революционных событий. Династия Бурбонов столетия правила Францией на совершенно законном основании, равно как династия Романовых триста лет по праву царствовала в России, и законность их власти обществом не оспаривалась. Революции в обеих странах случились тогда, когда существование законных режимов стало окончательно несовместимым с дальнейшим продвижением этих стран вперед по их историческому пути.

Нынешняя ситуация в России иная. Режим не только не дает стране развиваться, он к тому же еще нелегитимен. Активная часть социума (народ это мало волнует) в своем абсолютном большинстве, помимо прочих причин, не приемлет существующую власть из-за того, что она периодически воспроизводит сама себя силой и обманом. По классификации Аристотеля, такой тип авторитарной власти называется «тиранией» и противополагается легитимным формам правления.

Институт «преемничества», циничное ущемление политических прав граждан, мошенничество на выборах и демонстративное пренебрежение действующей Конституцией выводят режим за рамки правового поля. Царская власть в 17-ом была «плохой», но «настоящей», законной. Советская власть после семидесяти лет существования воспринималась так же. А нынешняя российская власть не только никуда не годится, вредит стране, так еще и незаконна. «Царь-то ненастоящий!» - сомнение в легитимности режима на Руси само по себе есть достаточный повод для бунта и переворота (см. Смутное время).

Таким образом, главным революционным фактором является наличие в России нелегитимного властного режима инородного происхождения, криминальными методами проводящего антинациональную и антисоциальную политику.

4. Динамика революции.

В силу вышесказанного революция в России неизбежна, это вопрос самого ближайшего времени. Собственно, революционный процесс уже начался, поскольку страна погружается в состояние, которое в синергетике называют «точкой бифуркации» - это рубеж перехода в новое системное качество. Время как бы уплотнилось, и стремительно чередующиеся события, внешне между собой не связанные, случаются в границах единой революционной логики – старое неудержимо разваливается. Падают самолеты и спутники, рушатся мосты и дороги, ссорятся группировки в правящей «элите», образуются новые рубежи конфронтации (например, вокруг Московской патриархии, чего раньше не было), в обществе сгущается атмосфера озлобления.

Всякое лыко в строку, причем это строка неизменно деструктивная. Такая ситуация в науке называется «парадигмой» - все события, которые происходят, происходят в рамках некого непроявленного сценария развития. Непроявленного потому, что нигде сценарий не описан, но это не мешает ему направлять эволюцию по определенному руслу к определенной конечной цели. События, которые выбивались бы из общего потока и мешали бы достижению цели, просто не происходят.

Пользуясь религиозной терминологией, парадигму можно назвать волей Провидения. Так вот, нынешняя парадигма развития России является деструктивно-революционной.

В структурном отношении революция состоит из трех последовательных этапов: деструктивного, конструктивного и стабилизационного.

Первый, деструктивный этап проходит под лозунгом «Долой!» и касается надстройки. «Долой власть аристократов и церковников!» (Франция, 1789 г.), «Долой царский режим!» (Россия, февраль 1917 г.), «Долой правительство помещиков и капиталистов!» (Россия, октябрь 1917 г.), «Долой диктатуру коммуняк и гэбистов!» (Россия, 1991 г.), «Долой власть чиновников и олигархов!» (Россия, 2012 г.). Деструктивный пафос революции хорошо передают слова из большевистской песни: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья...».

В качестве надстроечной альтернативы «разрушенному миру», как правило, создаются временные коллективные органы власти с участием основных оппозиционных сил: Конвент, Комитет общественного спасения, Директория во Франции два века назад; Временное правительство, а затем Советы в России столетие назад. В 1991 году после крушения советской империи власть в ее обломках перешла к республиканским органам управления (в силу их оппозиционности по отношению к свергнутым союзным властям новые революционные «советы» создавать было необязательно).

Деструктивный этап – это переворот, обычно сопровождаемый бунтом. На переворот хватает сил одного активного меньшинства, будь то радикальная оппозиция во Франции, спровоцировавшая штурм Бастилии, царское окружение, свергнувшее Николая Романова в феврале 17-го, большевики, захватившие Зимний дворец в октябре того же года (они и сами поначалу называли октябрьские события «переворотом»), или «демократы», с помощью изменников из партноменклатуры оккупировавшие Кремль в 91-ом.

В революцию переворот перерастает на втором этапе, конструктивном («мы свой, мы новый мир построим»,- поется в той же большевистской песне), лозунг которого «Даешь!» затрагивает базис, отношения собственности.

Французские якобинцы в 1789-ом году обещали по сходной цене продать крестьянам земли, конфискованные у эмигрировавших аристократов и секвестрированные у церкви, – и победили. Большевики в 1917-ом посулили даром раздать крестьянам землю, а рабочим фабрики – и победили. «Демократы» в 1991-92-ом годах обещали поровну распределить государственное имущество среди граждан («каждому по ваучеру») и тоже победили.

Правда, большевики с демократами народ обманули, но дело было сделано – революционная власть на какое-то время утвердилась. Советская власть простояла семь десятилетий, отмеченных как гигантскими злодеяниями, так и грандиозными свершениями, а «демократическая» грабит и насилует Россию уже два десятка лет, причем великих дел от нее не видно, зато конец просматривается отчетливо. Якобинцы же людей не обманули, и Франция до сих пор живет по формуле, которую революция выработала два века назад…

Важно понимать, что лозунг «Даешь!» не может быть произвольным. Он сработает только в том случае, если будет соответствовать реальным настроениям народа, которые, в свою очередь, генерируются нарушениями системного равновесия в конкретных сферах жизнедеятельности.

В 1917 году большевистские обещания насчет «земли и фабрик» оказались созвучными «бессознательному социализму» народных масс, вошли с ними в резонанс и смогли мобилизовать пассивное большинство на революционную активность. Доходчиво сформулированная социалистическая идея сыграла роль катализатора, кристаллизовав насыщенную «бессознательным социализмом» аморфную народную среду и придав ее стихийной энергии конкретную революционную направленность. Благодаря этому идея превратилась, как говорят марксисты, в «материальную силу», достаточную, чтобы осуществить фазовый переход российской системы на новую, социалистическую ступень развития.

Сейчас такой революционной идеи в общественном сознании нет. Из-за этого революция топчется на месте и грозит, зациклившись на этапе «Долой!», перерасти во всеобщую анархию, которой так боялся сто лет назад Дурново.

Третий этап революции, стабилизационный, закрепляет революционные преобразования и фиксирует систему в новом состоянии равновесия. На этом этапе блокируются шатания системы вперед-назад: подавляются попытки реставрации прошлого (такие как роялистское движение во Франции в начале позапрошлого века и контрреволюционные выступления в России в начале века прошлого) и одновременно усмиряется революционная стихия - те самые «народные волны» по Дурново. Эти «волны» действительно способны погрузить страну в состояние «беспросветной анархии», если «революционному творчеству масс» вовремя и решительно не положить конец.

А для этого требуется твердая рука, авторитарная и беспощадная диктатура. Именно такой была диктатура Наполеона во Франции. Бонапарт расстреливал недовольных направо и налево, причем с одинаковым рвением как роялистов, жаждавших реставрации Бурбонов, так и поднявших его на вершину власти якобинцев с их неизбывной революционностью. Сталин тоже одинаково беспощадно репрессировал и контрреволюционеров, и недавних своих соратников по борьбе из рядов «ленинской гвардии» за фракционность и уклонизм (причем наиболее ненавидимой мишенью стали не царские генералы в эмиграции, а Троцкий с его теорией «перманентной революции»). И Гитлер уничтожил не только политических противников из числа коммунистов и социал-демократов, но и руководителей нацистской гвардии - штурмовых отрядов за их неспособность вовремя умерить национал-революционный пыл.

Ко всему этому, конечно, примешивается борьба в революционной верхушке за личную власть, но она имеет второстепенное значение. На этапе стабилизации «революция пожирает своих детей» не за их строптивость, а за отклонение от «генеральной линии», которая заключается в закреплении трансформированной революцией системы в новом ее состоянии. Система фиксирует новое равновесие внутри себя руками людей, способных не дать ей сползти назад, в прошлое, или слишком сильно сдвинуться вперед, в новое неравновесие.

Однако «сдержать расходившиеся народные волны» не так-то просто. Это ведь как маятник. Старый режим, мешая эволюции, искусственно загоняет маятник в одно крайнее положение, а когда революция режим сметает, маятник в свободном падении пытается качнуться в другое крайнее положение, противоположное, минуя точку покоя. И так он может качаться туда-сюда очень долго, расшатывая и разрушая систему.

Чтобы погасить эти колебания, репрессировать пассионариев, с обеих сторон раскачивающих маятник, недостаточно. Надо куда-то израсходовать избыток народной энергии, вызванной к жизни революцией, но ею целиком не поглощенной. Наполеон и Гитлер направили его вовне – на завоевание мирового господства. Сталин – вовнутрь, на индустриализацию, модернизацию и подготовку к неминуемой войне. Результаты известны…

Сказанное иллюстрирует, помимо прочего, роль личности в истории. Это роль персонала, обслуживающего объективные потребности исторического развития, на каждом этапе разные. На революционном этапе «Долой!» появляются дантоны, мараты и робеспьеры во Франции, эсеры и анархисты в России. На этапе «Даешь!» - буржуазная Директория во главе с Баррасом во Франции и система Советов во главе с Лениным в России. А на стабилизационном этапе верх берут диктаторы Наполеон и Сталин. Последних многие называют «душителями революции», но это несправедливо. Они не «душители», а, наоборот, спасители революционных завоеваний, столь же революции необходимые, как пламенные революционеры-разрушители начального этапа.

Каждому овощу свое время, и время это определяется сезонными закономерностями, а не личной активностью самих овощей. Революция самостоятельно выбирает, кого и когда выдвинуть и кого и куда задвинуть. Политик может лишь вовремя угадать, чего именно история хочет в данный момент времени, и успеть «ухватиться за ее фалды» в меру своего понимания и в меру своих способностей, больше ничего.

5. Революционная идея – русский национальный социализм.

Таким образом, революционная ситуация в России созрела полностью:

- системное неравновесие достигло запредельных величин;

- в народных массах, как сказал бы Маркс, «бродит призрак» революции;

- властный режим слаб и нелегитимен;

- в активном меньшинстве согласие с революционным лозунгом «Долой!» является практически всеобщим. Все признают, что «так жить нельзя», что режим толкает страну в пропасть национальной катастрофы и что власть поэтому подлежит замене. Но в то же время никто – ни левые, ни правые, ни либералы – пока не предложил адекватного нынешней исторической ситуации лозунга «Даешь!».

Революционной идеи нет, но из-за того, что российская система достигла запредельного уровня неравновесия, революционный процесс «пошел» стихийно, не имея идеологического катализатора в виде конструктивной конечной цели, а это очень опасно для России. Отсутствие в точке бифуркации созвучного чаяниям народа проекта приведения российской системы в новое равновесное состояние чревато лавинообразным нарастанием энтропии, анархией и разрешением кризиса способом упрощения. Федерация распадется на части, как двадцать лет назад распался Союз, и каждая из них будет искать свое собственное внутреннее равновесие на путях примитивизации и архаизации.

То, что до сих пор предлагали народу нынешние левые, правые и либералы, качеством революционной идеи не обладает и оставляет народную массу равнодушной. Причина в том, что предложения активного меньшинства так или иначе сводятся к реконструкции уже прожитого опыта, и народ инстинктивно противится движению «вперед в прошлое», каким бы привлекательным это прошлое ни казалось по сравнению с настоящим. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, люди это чувствуют, и народная масса политиков не поддерживает.

Левые так или иначе стремятся воспроизвести советскую систему, правые в основном ностальгируют по реалиям полуторавековой давности («православие, самодержавие, народность»), а либералы призывают к реставрации ельцинской «свободы», то есть той самой эпохи, когда народ обманули и ограбили. Иначе говоря, либералы предлагают вернуть Россию в утро сегодняшнего дня, левые – в день вчерашний, а правые – в позавчерашний. Естественно, что все это не работает. А про завтрашний день – ни полслова, ни одной новой идеи.

Между тем, содержание современной революционной идеи очевидно. Все просто, как дважды два четыре. Ведь все, что на свете ни происходит, происходит в соответствии с законами диалектики, и революционная смена форм общественного устройства не исключение. Закон единства и борьбы противоположностей однозначно указывает, что революционный фазовый переход представляет собой переход от одной противоположности к другой.

Так, в 1917 году в России на смену антисоциальному царскому строю пришел противоположный ему социалистический советский строй. А в 1991 году советский социализм должен был уступить место своей противоположности в виде капитализма и демократии европейского образца, но по указанным выше причинам этого не случилось, и революционный процесс мутировал, произвел на свет нынешнего нежизнеспособного уродца.

Новый строй не появляется внезапно, «ниоткуда», он вызревает в недрах системы, и признаки его приближения видны невооруженным глазом – это эволюция настроений в народной массе. В своем докладе царю министр Дурново был неправ в одном, а именно в том, что считал исход революционной анархии непредсказуемым. На самом деле Дурново сам же его предсказал, когда констатировал «бессознательный социализм» народных масс.

Точно так же о назревающей попытке реставрации капитализма с буржуазной демократией сигнализировали на закате «развитого социализма» антисоветские настроения в обществе, выдержанные в основном в либеральном духе. Чего народ желает, пусть даже бессознательно, то и произойдет рано или поздно, это политическая аксиома.

В 17-ом году в России случилась социалистическая революция, и иной произойти не могло. Интермедия в виде буржуазно-демократической февральской революции, т.е. революции сугубо политической, заменившей монархию на республику, не затрагивая базиса, перспектив изначально не имела, Дурново понял это еще в 1914 году. Капитализм, с которым ассоциируется буржуазная демократия, не удовлетворял «бессознательно социалистических» чаяний народных масс.

Третий закон Ньютона (частный случай общего закона единства и борьбы противоположностей) гласит, что всякое действие вызывает противодействие, равное по величине и обратное по направлению. В социальном отношении капитализм не означает пропорционального противодействия царскому действию, ибо социальное неравенство при капитализме немногим меньше, чем при царизме.

«Земля и фабрики», то есть основные средства производства, при буржуазной демократии остаются в собственности тех же «помещиков и капиталистов», которым они принадлежали при царе. А какова политическая надстройка, монархическая она или республиканская, народу все равно. Царь-батюшка даже лучше, привычнее (Троцкий признавал, что если бы вожди белых не морочили людям голову всякими «учредиловками», а подняли знамя реставрации монархии, то красные Гражданскую войну, скорее всего, проиграли бы).

Социалистическое же противодействие большевиков антисоциальному царскому режиму показалось народу соразмерным его чаяниям. Большевики «широко кинули в население» свои лозунги «земля крестьянам, фабрики рабочим» и попали в самую точку – Октябрь победил. Потом они, конечно, народ обманули: никому ничего не дали, но «идея овладела массами» и революционное «дело» на какое-то время было сделано (оказалось, что на семьдесят лет).

В настоящее время народные массы в России по-прежнему «исповедают принципы социализма», только теперь уже не «бессознательно», как во времена Дурново, а осознанно, опираясь на неудавшийся советский опыт. Именно осознание исторической бесперспективности социализма по-советски тормозит социалистический революционный процесс как в активном меньшинстве (наследники КПСС ударились в ревизионизм социал-демократического толка), так и, главное, в народной массе, без энергии которой революция невозможна.

Народ жаждет социализма, но только не социализма советского образца, потерпевшего банкротство. Нужен иной социализм. Какой именно?

Понятно какой. Поскольку, как отмечалось в начале, равновесие в российской системе нарушено одновременно в социальной и национальной областях (все прочие многочисленные диспропорции с политической точки зрения имеют по сравнению с этими двумя сферами жизнедеятельности производный и второстепенный характер), для возвращения системы в состояние равновесия требуются изменения именно в них. Это явствует и из тенденций развития настроений в обществе – социалистических и националистических одновременно.

Антинациональное в жизни государства и общества подлежит замене на национальное, а антисоциальное на социальное. В результате сложения двух начал получается новый строй – национальный социализм.

Все прозрачно и однозначно. Иного России в нынешних исторических реалиях не дано. Всякое «иное» не восстановит равновесия в российской системе и поэтому не встретит отклика в народных массах, чаяния которых сейчас именно национально-социалистические, а не какие-нибудь другие.

Пока, в отсутствие исторического прецедента, эти чаяния «бессознательны», как сказал бы Дурново. Собственного национально-социалистического опыта у России нет. Есть опыт национально-монархический при царе и антинационально-социалистический при интернационалистской (а на деле русофобской) советской власти. Национального социализма у нас в стране никогда не было.

Да и вообще нигде в мире его еще не было. То, что происходило в Германии при Гитлере и называлось «национальным социализмом», как показано выше, социализмом не являлось, да и «национальное» воплощалось нацистами сплошь и рядом негативно, как «ксенофобское». Русскому народу это не подходит. Нация подсознательно жаждет собственного, русского национального социализма, но пока не видит, каким образом эту жажду можно утолить.

В таких условиях требуется доходчиво сформулировать смысл стихийных народных устремлений в виде политической идеи и довести эту идею до масс, чтобы национальный социализм из области бессознательного перешел в массовое сознание и приобрел качество материальной силы, меняющей ход истории.

Начинающаяся в России революция в любом случае будет национально-социалистической. Новый строй, который она создаст – национальный социализм, общество национальной и социальной справедливости. Но в процессе поисков приемлемой для русского народа и действенной в современных российских условиях формулы национального социализма в революционной горячке можно наломать много дров.

Чтобы этого не произошло, нужно в самом начале революционного процесса, то есть уже сейчас «широко кинуть в народ» научно обоснованную и созвучную бессознательным устремлениям масс идею национального социализма в России. И эта идея обязательно должна затрагивать базис, структуру отношений собственности на средства производства, иначе народ останется к ней равнодушен.

Сознавая такую необходимость, ПЗРК «РУСЬ» предлагает следующую центральную идею русского национального социализма: передать всем гражданам страны в их частную собственность самые крупные компании, эксплуатирующие природные ресурсы и владеющие промышленными гигантами, которые наши отцы и деды построили в период советской власти.

Это предложение замыкает революционный цикл, дополняя всеобщее настроение «Долой!» действенным, созвучным народным чаяниям целеполаганием «Даешь!». В результате стихийно начинающийся революционный процесс приобретет осмысленный и целенаправленный характер.

6. Русский национальный социализм. Симметрия отношений собственности и отношений власти.

Поскольку речь идет об экономическом базисе принципиально нового общественного строя, русского национального социализма, необходимо подробнее определиться с самим понятием «социализм». Ведь что только не называют «социализмом» - и советскую модель, и гитлеровскую, и шведскую, и прочие.

Для внесения терминологической ясности правильно будет плясать от печки, то есть от Маркса. Основоположник научной теории социализма со всей определенностью утверждал, что социализм - это прежде всего общественная собственность на средства производства, из данного определения и следует исходить. (На самом деле классики марксизма шли дальше, вообще отрицая институт частной собственности как таковой и проповедуя обобществление жен и национализацию детей. Но их теоретический экстремизм даже фанатики-большевики были вынуждены оставить без практических последствий как совсем уж противоестественный и поэтому политически опасный.) Есть общественная собственность на средства производства, значит, есть и социализм, а коли собственность на средства производства не общественная, а какая-то иная, то это не социализм. Однозначно и без вариантов.

Таким образом, социализм – это не принцип перераспределения материальных благ между различными социальными слоями ради большей равномерности, а принцип владения средствами производства. Квалифицирующим признаком социализма является общественный характер отношений собственности на средства производства. Способ же распределения в обществе доходов от хозяйственной деятельности к сущности социализма отношения не имеет.

Поэтому всякие скандинавские и им подобные модели «социализма» представляют собой идеологические химеры, перераспределением доходов от богатых к бедным скрывающие обычный, классический капитализм, который базируется на частной собственности на средства производства. А практический социализм в новой истории человеческой цивилизации известен только один – советский (с несущественными вариациями в социалистических странах советского блока). С этим ясно.

Социализм в СССР был выстроен строго по Марксу (за исключением экзотических перехлестов, упомянутых выше). А именно, «общественная» собственность на средства производства в соответствии с марксистской теорией толковалась как собственность «государственная». В этом, в подмене общества государством в структуре отношений собственности, и кроется фундаментальный теоретический порок марксизма, приведший к провалу все страны, которые пошли по марксистско-социалистическому пути.

Ведь что такое государство? Это система институтов, то бишь абстракция, существующая только в человеческом сознании и самостоятельного бытия не имеющая. В реальной действительности государство олицетворяют люди, которые эти институты приводят в действие и которых называют «государственными служащими» или «чиновниками». Поэтому в марксовой модели социализма именно чиновники, представляя государство де юре, де-факто получают эксклюзивное право распоряжаться средствами производства, а значит, и всей экономической деятельностью социума. Формально они не владеют средствами производства как частные лица, поскольку частной собственности в марксистском социализме вообще не существует и все принадлежит государству. Но в реальной жизни государство в человеческом его воплощении – это чиновники и есть, больше никто!

Это значит, что социализм по Марксу в действительности основывается не на общественной собственности на средства производства, предполагающей участие в отношениях собственности всего общества, то есть каждого гражданина страны – персонально, независимо от его социальной принадлежности, - а на собственности (хотя и юридически опосредованной государством) одной только социальной группы, называемой чиновничеством (эту социальную группу называют также «бюрократией»). Марксистский социализм – по форме государственный, а по существу чиновничий.

Какое место в этой структуре отношений собственности на средства производства занимают остальные социальные слои и отдельные граждане кроме чиновников? Ровным счетом никакого не занимают. Ни в индивидуальном, ни в социально-групповом масштабе народ, за исключением чиновничества, в системе отношений собственности не представлен ни прямо, ни косвенно. У граждан (кроме людей из «эксплуататорских классов», ограбленных до нитки) после «победы социализма» в России большевики оставили в собственности их личное имущество (что, впрочем, уже являлось ересью с точки зрения марксистской ортодоксии), средства производства у них отняли. А социальные группы вообще ничего не имели. Большевики обещали крестьянам землю, рабочим фабрики, но не дали. Даже матросам воды пожалели. Все забрали себе – «партийно-советскому активу», как при Советах называлась бюрократия, которая и стала на практике «всем владети» от лица государства.

Таким образом, социализм по Марксу (то есть на практике советский социализм), согласно его же марксову определению, никакой не социализм, потому что он базируется не на общественной собственности на средства производства, а на собственности (хотя и опосредованной государством) лишь одной социальной группы - чиновничества. То обстоятельство, что это была новая бюрократия рабоче-крестьянского происхождения (царскую правящую элиту вырезали под корень) сути дела не меняет. Чиновник и есть чиновник, таков его социальный статус, в какой бы семье он ни родился.

Затеянный Лениным спор о том, может ли кухарка управлять государством, смысла на самом деле не имеет. Отрицательный ответ заложен в саму формулировку вопроса. Ведь кухарка, принявшись управлять государством, в социальном отношении перестает быть кухаркой. Из разряда работников общепита она переходит в разряд государственных управленцев, то есть чиновников. Это иное положение индивида в социуме со всеми вытекающими последствиями. В любом обществе бюрократия являет собой отдельную социальную группу со своими социально-групповыми интересами, которые в конечном итоге сводятся к упрочению собственного экономического и политического положения.

Отсюда, из социально-экономического базиса, выросла и общественно-политическая надстройка в виде советской власти. Фундаментальный закон политэкономии гласит, что тот, кто обладает собственностью на средства производства, располагает и политической властью в государстве. Соответственно, советский государственный строй был не рабоче-крестьянским, как утверждали большевики, а чиновничьим, поскольку рабочие и крестьяне в СССР были отчуждены бюрократией от собственности на средства производства точно так же, как они были от нее отчуждены землевладельцами при феодализме и фабрикантами при капитализме. Советская власть – власть чиновников и ничья более. Причем в абсолютно чистой, ранее не виданной форме.

Чиновничьи государства истории известны - Византийская и Османская империи, например, да и Россия после реформ Петра I. Но в них чиновники, как правило, одновременно являлись обладателями значительной частной собственности, в том числе земельной (тогда земля являлась основным средством производства), и получали от нее доход в дополнение к зарплате и прочим доходам по месту их государственной службы. Это делало их относительно независимыми в материальном отношении, а государство смешанным, чиновно-землевладельческим.

В СССР же, где институт частной собственности на средства производства был полностью ликвидирован во исполнение марксистской теории, чиновник в качестве физического лица при советской уравниловке был гол, как сокол (всякие номенклатурные «привилегии», связанные с положением человека в государственной иерархии, не в счет по причине их ничтожности и временности). Но это не мешало партийно-советской бюрократии как химически чистой, без примеси частнособственнических интересов, социальной группе обладать всей полнотой экономической и политической власти, которую она осуществляла по своему усмотрению от имени государства.

В силу этих обстоятельств советский политический строй представлял собой чиновничью диктатуру и ничем иным быть не мог, поскольку вся собственность и вместе с ней вся власть были сосредоточены в социальной группе чиновников и только в ней одной. «Советская демократия» с такими формальными атрибутами, как конституция, парламент, выборы и т.д. являлась сплошной фикцией. Партийно-советская номенклатура (высшее чиновничество), выстроенная в жесткую иерархическую вертикаль во главе с лидером компартии – советским императором, плотно контролировала все аспекты жизнедеятельности страны. Беспощадно подавляя малейший намек на политическую оппозицию и преследуя рецидивы частного предпринимательства в экономике (спекулянты, валютчики, подпольные цеховики и т.д.), советская власть довлела над нацией, тормозя ее духовное, политическое и экономическое развитие.

Марксистко-ленинский социализм в конце концов привел к тому, к чему только и может привести идеологический догматизм, основанный на ошибочной теоретической посылке и помноженный на политический тоталитаризм, а именно к застою, загниванию и гибели режима, который своим падением в 1991 году нанес большой ущерб российской государственности и разрушил территориальную целостность империи.

После семидесяти лет марксистского эксперимента в России и двух десятилетий безуспешных попыток погрузить страну в пещерный капитализм мы имеем сейчас то, что имеем, а именно полное безобразие. Поскольку это безобразие органически нежизнеспособно и дышит на ладан, говорить о нем нечего. Думать нужно о том, что делать дальше. Мы в партии как следует подумали и пришли к следующим выводам.

России нужен социализм, в этом мы уверены. Во-первых, социализм по определению является более прогрессивной формацией, чем предшествующий ему в эволюционной спирали капитализм, поэтому за ним будущее, и нет смысла отдалять наступление будущего, пытаясь совершенствовать капитализм. Тем более, что капиталистическая формация к настоящему времени исчерпала свой потенциал и вступила в последнюю фазу развития (т.н. «финансовый империализм»), прямиком ведущую цивилизацию в исторический тупик.

Во-вторых, воплощаемая социализмом идея социальной справедливости близка мироощущению русского народа (благодаря этому большевикам и удалась их социалистическая революция), тогда как капитализм на русской национальной почве приживается, мягко говоря, плохо, а грубо говоря, вообще не приживается и принимает извращенные формы.

Но эта констатация отнюдь не означает, что мы выступаем за возвращение в советское прошлое, за реставрацию в России социализма по Марксу, только что потерпевшего цивилизационное банкротство. Вовсе нет. Мы предлагаем другое.

А именно, мы предлагаем поправить марксистскую теорию социализма в самой ее сердцевине, в том, что касается характера отношений собственности на средства производства. Собственность, по нашему убеждению, должна быть не государственной, а частной, но при этом в основной своей части не капиталистической, а социалистической. И «социалистическая частная собственность» вовсе не софизм и не логический парадокс.

Основными средствами производства владеть должно не государство (а на самом деле социальная группа чиновников), как это было при советском социализме, а общество, то есть все граждане страны как физические лица. Собственность на основные средства производства - главную и политически определяющую часть экономики - должна быть не государственной, а общественной.

Это значит, что каждый гражданин России в статусе частного лица по праву рождения должен являться обладателем равной для всех и неотчуждаемой при жизни доли во всех крупнейших предприятиях, которые являются системообразующими в различных отраслях народного хозяйства. При такой системе собственности на основные средства производства (реально, а не декларативно общенародной, по при этом частной, а не государственной) население Российской Федерации в социально-экономическом отношении будет представлять собой гомогенное сообщество частных собственников - равновеликих и равноправных совладельцев основной части экономики страны.

В соответствии с непреложным законом политэкономии, увязывающим собственность на средства производства с государственной властью, данная форма собственности на основные средства производства автоматически превратит граждан России в реальных носителей политической власти. Общенародная частная собственность явится, таким образом, социально-экономическим базисом подлинного народовластия, которое и должно быть общественно-политической надстройкой в социалистической формации (а вовсе не чиновничья диктатура, как в СССР). Тогда все сходится – основная собственность и производная от нее государственная власть будут принадлежать народу, что и есть подлинный социализм в отличие от марксистской его модели.

Люди, которым посчастливилось быть гражданами России, все без исключения станут частными собственниками крупнейших предприятий, хотя и с ограничением права распоряжаться своей долей общенародного достояния. Эту долю нельзя будет каким-то образом передать в другие руки, ею можно будет только владеть и пожизненно получать с нее доход. Данное ограничение необходимо, чтобы придать социалистическому строю необратимый характер, предотвратив возможность перераспределения собственности (а с ней и власти) «а ля Чубайс» и реставрации таким путем капитализма.

Конечно, в пересчете на душу населения (около 140 миллионов человек) доход будет невелик, особенно поначалу. Россия не превратится в нацию рантье, не работающих и живущих на проценты с капитала. Необходимость трудиться останется в силе, равно как социальная функция государства. Но здесь дело не в абсолютных цифрах, а в самом принципе организации отношений собственности на социалистический манер, отвечающем русскому представлению о справедливости.

В настоящее время менее одного процента населения Российской Федерации владеет львиной долей национального богатства (не считая остатков государственной собственности), и это вопиющая несправедливость. Вот этот-то процент частников, составляющих крупнейший бизнес, и нужно оттеснить, передав присвоенное олигархами право собственности на основные средства производства всем гражданам страны.

Это будет правильно и справедливо, поскольку происхождение крупной частной собственности в России в результате мошеннической приватизации является сугубо криминальным. Природные богатства, данные России Богом и поэтому по определению принадлежащие всему народу, равно как основные предприятия, построенные коллективными усилиями того же народа при советской власти, были украдены у государства кучкой жуликов в ходе ельцинских «коренных реформ», продолжаемых Путиным. А краденое имущество по справедливости нужно вернуть потерпевшему, то есть народу, это очевидно.

Равным образом в общенародную собственность по сформулированному выше принципу должны быть переданы системообразующие предприятия, по советской инерции продолжающие принадлежать государству (то есть чиновникам). Тем самым будет ликвидирован социально-экономический базис чиновно-олигархического режима, который грабит Россию и губит ее. А на его месте возникнет новый базис – общенародная система отношений собственности на основные средства производства, формирующая политическое народовластие в надстройке.

Система общенародной частной собственности должна распространяться именно на основные средства производства, на то, что даровано России природой, и на крупнейшие предприятия, созданные коллективными усилиями народа. Это основная часть народного хозяйства и поэтому единственно политически значимая, но экономика ею не исчерпывается. Остается еще та часть, которую формируется средними и малыми предприятиями.

Этот остаток представляется целесообразным не обобществлять, а оставить в классической частной собственности, индивидуальной и групповой (акционерные общества и т.п.), из-за несоизмеримости масштабов. Пивная палатка в общенародной собственности, то есть со 140 миллионами совладельцев-акционеров, выглядит нелепо. Это не «Газпром» и не «Норникель», канители с палаткой не оберешься, а прибыли с нее в общероссийском масштабе никакой, на управление больше потратишь. Национализировать средний и малый бизнес экономически нерационально, и советский опыт демонстрирует это очень убедительно.

Практика СССР показывает, что система административно-командной экономики, порожденная всеобъемлющей государственной собственностью на средства производства, требует заблаговременного планирования всего вся из единого центра на много лет вперед. По мере роста масштабов народного хозяйства и ускорения научно-технического прогресса эта система теряет свою эффективность в геометрической прогрессии. Она недостаточно гибка и крайне инерционна. Чтобы что-то произвести через десять лет, надо запланировать это уже сейчас и увязать с тысячами прочих экономических параметров в масштабе всей страны, утвердить и неукоснительно исполнять плановые задания в указанные сроки и в указанных объемах.

Экономика развитого социализма захлебнулась в неподъемных объемах планирования и администрирования. К тому же жизнь не стоит на месте, и продукция, которая в данный момент является передовой, ко времени выпуска наверняка морально устареет. Словом, административно-плановая система в современном мире не работает.

Рынок гибче, и он лучше справляется с удовлетворением стремительно меняющихся потребностей. Разумеется, речь идет не о диком рынке, который свирепствует сейчас в России, обогащая жульническую «элиту» и погружая в пропасть нищеты основную массу населения. Рынок должен быть регулируемым. В управлении им и заключается экономическая функция государства при русском национальном социализме.

Государство, основанное на общенародной частной собственности, то есть государство социалистическое, должно определять цели и параметры народнохозяйственной деятельности в интересах народа, заниматься планированием экономического развития. Исполнять же планы будут субъекты экономической деятельности, то есть частные предприятия, как общенародные, так и все остальные. Управлять этим процессом государство будет не административно-командными методами, при частной собственности на средства производства невозможными, а сугубо экономическими.

С этой целью в государственную собственность необходимо передать финансовые рычаги управления, включая банки. (Ростовщичество, основанное на ссудном банковском проценте, явление не производительное, а паразитическое, и социалистическому обществу оно чуждо по самой своей природе.) Регулируя режим кредитования предприятий и денежное обращение в целом, проводя осознанную налоговую и тарифную политику, государство сможет направлять экономическое развитие в русло осуществления намеченных планов без прямого администрирования и без ущемления частной инициативы.

Этот последний момент очень важен. Свобода экономической деятельности является одной из фундаментальных свобод человека и требуется нации для развития народного хозяйства. Частный предприниматель выполняет необходимую обществу функцию, оперативно реагируя на изменения научно-технической и экономической конъюнктуры, на постоянно варьирующиеся потребности народного хозяйства. Экономическое соревнование советско-социалистической и западно-капиталистической систем показало, что на микроуровне производства материальных благ и услуг для населения государственное администрирование в принципе не в состоянии конкурировать с частным предпринимательством.

Это исторический факт, и вторично наступать на марксистские грабли тотального запрета частной собственности и частного предпринимательства было бы глупо. Поэтому при русском национальном социализме фундаментальные народнохозяйственные задачи решать будут крупные общественно-частные предприятия, а задачи меньшего масштаба – индивидуальный и групповой частный бизнес, и все это под общим экономическим регулированием государства.

Таким образом, структура отношений собственности на средства производства в русской национально-социалистической формации будет иметь следующий вид:

- общественная частная собственность на основные средства производства;

- индивидуальная (групповая) частная собственность на средства производства, не относящиеся к категории «основных» (средние и малые предприятия);

- государственная собственность на финансовые учреждения (а также, разумеется, на очень узкий круг предприятий, связанных с обороной и безопасностью и требующих поэтому особого режима секретности).

Национально-социалистическая перестройка базиса автоматически означает симметричную трансформацию надстройки, то есть властной системы. Власть и собственность всегда идут рука об руку – кому принадлежат основные средства производства, тот обладает и властью в государстве. В рабовладельческой формации, где основным средством производства были рабы, власть принадлежала аристократам-рабовладельцам. В феодальной формации, в которой главным средством производства стала земля, власть была у аристократов-землевладельцев. В капиталистической формации властью обладают капиталисты, сначала промышленные, а сейчас в основном финансовые. В социалистической формации советского образца вся полнота власти была сосредоточена в руках верхушки партийно-советской номенклатуры, которая, следуя марксистской теории, узурпировала право распоряжаться средствами производства от лица народа.

Передача собственности на основные средства производства непосредственно гражданам страны означает наделение их и политической властью в государстве. Национальный социализм в предлагаемом нами варианте представляет собой строй, в котором - впервые в истории человечества - подлинно социалистическому базису соответствует социалистическая же надстройка в виде реального народовластия.

Все граждане государства оказываются непосредственно и в одинаковой степени приобщенными одновременно к собственности и к власти. Это и есть СОЦИАЛИЗМ, социализм полноформатный, социально-экономический и общественно-политический.

И это именно НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ со всех точек зрения.

Прежде всего, национально-социалистический строй придает новое качество цельности самой нации, которая состоит из двух взаимосвязанных компонентов: народа и государства как механизма управления народными делами. До сих пор все известные истории государства были, как говорят марксисты, классовыми в том смысле, что механизм государственного управления формировался и контролировался какой-то одной социальной группой – той самой, которой принадлежали основные средства производства.

Это были рабовладельцы в рабовладельческих государствах, землевладельцы в феодальных государствах, капиталисты в капиталистических государствах и чиновники в государственно-социалистических государствах. Все остальные социальные группы от государственной власти были отчуждены, из-за чего между ними и государством образовывался разрыв – государство действовало исключительно в интересах господствующего класса. Это создавало перманентную политическую напряженность, периодически выливавшуюся в социальную конфронтацию.

Национальный социализм такой разрыв преодолевает, наделяя собственностью, а с ней и властью все социальные слои и группы без исключения. Оттого государство становится общенародным, то есть представляющим всю социальную структуру общества.

Если до сих пор формула нации выглядела как «класс+государство», то при национальном социализме эта формула трансформируется в «народ+государство». То есть государство станет общенародным, а нация станет цельной благодаря тому, что социальная роль государства будет симметричной социальной структуре народа, государство будет отражать общество полностью, а не частично. Это консолидирует две части – народ и государство - в национальное целое и придаст государственной власти абсолютную, не виданную еще в истории политическую легитимность.

Термин «национальный» применим и под этнодемографическим углом зрения, в контексте концепции «политической нации», согласно которой нацией является вся совокупность граждан государства и принадлежность человека к нации определяется наличием у него соответствующего паспорта. Действительно, все граждане Российской Федерации без исключений, в том числе этнических, станут обладателями равных частей основного богатства и пропорционального политического влияния. Вся политическая нация будет участницей социалистических отношений собственности без какой-либо дискриминации, что соответствует русскому представлению о справедливости – справедливость должна существовать для всех.

Но это будет «национальный» социализм и под углом зрения биологической концепции нации, определяющей «нацию» как самобытную биосоциальную сущность – народ, в процессе своего исторического развития создавший государство для управления своими народными делами. В этом смысле нация в России одна, русская. Именно русский народ «образовал» российское государство и со временем расширил его до размеров огромной империи путем интеграции в это государство множества других народов с их землями. И именно русский народ, несмотря на отчуждение его от власти и собственности, продолжает «образовывать» полиэтническую Россию в настоящее время, будучи единственным и незаменимым носителем языка и культуры, посредством которых все народы страны составляют государственное целое, общаясь между собой и понимая друг друга, живя единой государственной жизнью.

Поскольку русские люди составляют в России 80% всего населения, в предлагаемом нами социалистическом распределении собственности и симметричном распределении власти те же самые 80% того и другого приходятся на долю русского народа. Это означает восстановление русского национального характера российского государства, грубо нарушенного интернационалистами-большевиками и космополитами-демократами. Тем самым ликвидируется неравновесие в межнациональных отношениях в российской системе, являющееся одним из движущих факторов революции. А новый строй становится РУССКИМ НАЦИОНАЛЬНЫМ СОЦИАЛИЗМОМ.

7. Национально-социалистическая Россия. Новая формация.

Национальный социализм впервые в истории человечества ликвидирует социальную категорию «неимущих» - в смысле не владеющих средствами производства. Пролетариата, которому «нечего терять кроме своих цепей», больше не будет. Никакого пролетариата не будет - ни промышленного, ни сельскохозяйственного, ни офисного, ни любого другого.

Раньше пролетариат всегда был, начиная с самой седой древности: рабы, крепостные и безземельные крестьяне, промышленные и сельскохозяйственные рабочие, советские люди всех социальных категорий кроме чиновников и т.п. А при национальном социализме его не станет. Исчезнет как класс. Большевики хотели уничтожить (и частично преуспели в этом) все классы кроме пролетариата, а мы, наоборот, собираемся само понятие пролетариата отправить в архив истории.

Все граждане станут «имущими», совладельцами основного богатства страны. Это и есть социализм в социально-экономической его ипостаси – не общество нищих, по Марксу, а общество собственников. Плюс народовластие как общественно-политическая надстройка, соответствующая такому базису – не общество бесправных людей под гнетом имущих классов и их классового государства, а общество хозяев своей страны.

В таком виде НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ НОВУЮ ФОРМАЦИЮ, СОЦИАЛИСТИЧЕСКУЮ. За формациями рабовладельческой, феодальной и капиталистической следует формация социалистическая. Это объективный закон общественного развития, и неудача государственного социализма по Марксу отнюдь не отменяет саму социалистическую идею и ее черед в эволюции человеческой цивилизации.

Маркс правильно прогнозировал закат капитализма и приход социализма. Но в теоретические расчеты основоположника, когда он конструировал проект социализма, вкралась ошибка – автор перепутал общество с государством. Советская практика эту ошибку выявила (причем народ заплатил за нее страшную цену в виде физического уничтожения большевистской бюрократией лучшей своей части), и пришло время ее исправить. Задача состоит в том, чтобы извлечь из приобретенного при столь трагических обстоятельствах опыта правильные выводы и теорию социализма переделать из государственной в национальную. Чем мы, собственно, и занимаемся. Именно это предлагает наша партия – построить в России национальный социализм, а не государственный, как было в СССР.

Построение на русской земле национального социализма как новой формации создаст прецедент и сформирует прообраз будущего национально-социалистического устройства всего человечества. Именно прообраз, а не эталон, подлежащий механическому копированию. В другихстранах социализм будет иным, отвечающим их национальным особенностям. Потому новый социализм и называется «национальным», что «то, что русскому хорошо, немцу смерть». Но при всем разнообразии национальных форм новой социалистической формации существо ее будет одинаковым повсюду – это общенародная частная собственность на основные средства производства.

Где национальный социализм может быть создан впервые, как не в России с ее уникальным (еще более уникальным, чем в 1917 году) стечением обстоятельств, ключевыми из которых являются нелегитимность права собственности на средства производства, облегчающая социалистическую трансформацию базиса, нелегитимность власти, облегчающая обновление надстройки, и уже созревшая революционная ситуация? Да еще если учесть опыт целых четырех революций за последние сто лет и уникальный семидесятилетний опыт социалистического строительства в СССР?!

В России и только в России, нигде больше. Провидение снова выдвигает нашу страну на острие социального прогресса. Таков объективный ход истории, и политикам остается лишь попытаться «ухватиться за ее фалды».

Какие изменения национально-социалистический поворот внесет в жизнедеятельность российского государства и общества? Метод научной экстраполяции позволяет заглянуть в завтрашний день.

- Национально-социалистический принцип равномерного распределения собственности на основные средства производства среди всех граждан без исключения «социалистичнее», чем столетней давности большевистские призывы «Земля – крестьянам!» и «Фабрики – рабочим!». Социальный охват шире. Национальный социализм не имеет классовых ограничений – все социальные слои и группы в равной мере будут приобщены к владению основным национальным богатством, а не только непосредственные производители материальных благ рабочие и крестьяне.

Это справедливо, ведь для того, чтобы крестьяне на земле, а рабочие на фабриках могли работать и производить материальные блага, учителя должны учить, врачи лечить, военные защищать и т.д. В народнохозяйственной деятельности прямо или косвенно участвует все население, и дискриминировать в системе отношений собственности людей по классовому признаку, как это делали коммунисты, выделяя в привилегированную группу рабочих и крестьян, неправильно.

Неправильно и делить народное хозяйство между социальными группами по принципу «кто где работает, тот тем и владеет»: земля - крестьянам, фабрики – рабочим, школы – учителям, больницы – врачам, пушки – солдатам и т.п. Есть общее достояние, разделенное на отдельные экономически и социально значимые фрагменты, и часть этого достояния, производящая основной объем валового внутреннего продукта, по справедливости должна принадлежать всем гражданам в одинаковых долях, причем каждая такая доля - частная и неотъемлемая собственность гражданина.

Соответственно, национальный социализм в силу органически присущей ему справедливости будет сглаживать объективные социальные противоречия и способствовать социальной гармонии в российском обществе.

- Точно так же, за счет пропорционального распределения собственности и власти между всеми гражданами безотносительно к их этническому происхождению в России восстановится естественное для нее межнациональное равновесие. В этом смысле русский национальный социализм «националистичнее» предыдущих формаций, поскольку он отражает реальную этническую структуру населения страны.

Не конфессиональную структуру, как было в царской России, где категория «русские» включалась в категорию «православные», которые имели преимущества в жизнедеятельности православного государства. И не классовую структуру, как при советской власти, вообще игнорировавшей значение национального фактора и отдававшей приоритет работникам физического труда. Именно этническую структуру – то, что дано от Бога (или от природы, как считают атеисты, не суть важно), а не приобретено в ходе социальной жизни человеческого сообщества.

Каждый народ получит свою долю собственности и власти, соответствующую его численности. А каждый человек будет равен в экономических и политических правах другим людям, независимо от национальности. Только это будет уже не формально декларированное равноправие, как сейчас, а действительное равенство, подкрепленное долей собственности в общенародном достоянии.

Тем самым будут блокированы сепаратистские поползновения в среде нацменьшинств, которые в случае выхода из состава российского государства автоматически потеряют свою часть общего богатства и право голоса в управлении великой державой (мало кто захочет это потерять).

Одновременно восстановится русское начало в жизни государства и общества за счет подавляющего численного преобладания этнических русских в симметричных системах собственности и власти. Это очень важно, потому что русскость России является непременным условием ее мощи и быстрого развития. Причем произойдет это по справедливости, без какой-либо дискриминации малых народов, а исключительно в силу действия объективного политэкономического закона, устанавливающего взаимосвязь между собственностью и властью.

Таким образом, национальный социализм обеспечит межнациональную гармонию на русской национальной основе и укрепит государственное единство, что для России с ее полутора сотнями коренных народов совершенно необходимо.

- В области экономики национально-социалистическая формула отношений собственности политически легитимизирует в глазах населения институт частной собственности на средства производства.

Беда нынешней российской экономики состоит в том, что народ не признает права собственности предпринимателей на производственные мощности. И при сохранении нынешнего положения дел никогда не признает, потому что это означало бы согласие с правом вора владеть ценностями, которые он украл, что морально неприемлемо.

В таких условиях вести нормальную экономическую деятельность невозможно. Предприниматель, даже самый добросовестный, рискует в любой момент лишиться своего бизнеса и живет сегодняшним днем, норовя побольше урвать в данный момент времени и спрятать деньги подальше за рубежом. Ни о каких долговременных инвестициях, модернизациях и инновациях в атмосфере политической неопределенности вокруг права собственности и речи быть не может.

Национально-социалистическая система, при которой каждый гражданин в качестве частного лица сам становится собственником пакета акций крупнейших компаний страны, автоматически решит эту проблему и сбросит с экономики сковывающие ее сейчас цепи политической нелегитимности института частной собственности на средства производства.

- Кроме того, национально-социалистический принцип функционирования народного хозяйства, будучи основан на равномерном распределении среди граждан собственности на основные средства производства, в то же время не сопряжен с искусственными ограничениями экономической активности населения и с уравниловкой в доходах от нее, которые органически присущи марксистской модели государственного социализма.

При русском национальном социализме сохранится свобода частной инициативы, и люди, склонные к самостоятельной экономической деятельности, в полной мере смогут реализовать свой творческий потенциал на благо нации и к собственной выгоде поначалу в малом и среднем бизнесе, а затем и в крупном, если они построят его сами, не посягая на то, что по праву принадлежит народу. Тем самым русский национальный социализм будет способствовать свободному экономическому развитию страны.

- В современных российских условиях национально-социалистическая идея безупречна с этической точки зрения. Никакой шариковщины, никакого большевистского «отнять и поделить» она в себе не несет. Государственная собственность и так считается общественной, а возвращение в общенародную собственность того имущества, которое новоявленные шариковы (точнее, на сей раз швондеры, хитростью выманившие у простых людей розданные им ваучеры) под флагом приватизации отняли у государства и поделили между собой – дело естественное, само собой разумеющееся. На языке юриспруденции это называется «вернуть украденные ценности пострадавшему», в данном случае населению России, каждому гражданину персонально.

Восстановление вопиюще нарушенной справедливости в ключевой социально-экономической сфере будет способствовать общему оздоровлению морально-нравственной атмосферы в стране.

- Национально-социалистическая революция безукоризненна и с правовой точки зрения. Особенность нынешней ситуации в России заключается в том, что действующая Конституция РФ, при всех ее очевидных недостатках, предоставляет достаточную юридическую основу для построения национального социализма.

Ни буква, ни дух Основного закона этому не препятствуют. Более того, основная идея Конституции, то есть демократия, прямо указывает на необходимость власти большинства, а большинство в России русское и бедное, то есть национально-социальное. Это значит, что русский национальный социализм зафиксирован (хотя и другими словами) как норма в действующей Конституции Российской Федерации.

Далее, Конституция предписывает многоукладность экономики, а это именно тот принцип, который мы предлагаем развить, дополнив структуру отношений собственности на средства производства созданием института общенародной частной собственности.

Конституция постулирует равноправие граждан, и мы подкрепляем этот постулат экономически, делая граждан равнодолевыми собственниками основных средств производства. И т.д., и т.п.

Иначе говоря, действующая Конституция Российской Федерации является конституцией русского национально-социалистического государства. И если до сих пор мы не живем в таком государстве, то исключительно по причине грубого и систематического нарушения норм Основного закона самим правящим режимом, который узурпировал власть в стране и творит правовой произвол.

В свете сказанного революционная борьба против нынешнего режима и за идеалы русского национального социализма по существу является борьбой за восстановление действия Конституции РФ, что делает ее абсолютно легитимной.

Более того, анализ текста Основного закона порой оставляет впечатление, что он написан с учетом конкретных потребностей грядущей революции. Так, конституционные сверхполномочия главы государства, практически диктаторские, как будто специально предназначены для решения задач стабилизационного этапа революции...

Словом, действующая Конституция представляет собой правовую основу и одновременно правовой инструмент национально-социалистической революции в России. И активное участие каждого гражданина в революции явится выполнением гражданского долга, проявлением приверженности Закону и правопорядку. Такая легитимная революция укрепит правосознание общества - важный фактор обеспечения стабильности национально-социалистического строя.

- Русский национальный социализм является принципиально новым вариантом социализма, отличающимся от марксистской социалистической модели в самой существенной части – в части структуры отношений собственности на средства производства. Своей новизной национальный социализм снимает те преграды на пути социалистической революции в России, которые связаны с инстинктивным нежеланием народных масс буквально повторять недавно провалившийся советский эксперимент. Поэтому русская национально-социалистическая идея в России практически осуществима.

Не менее важно то, что национальный социализм как таковой представляет собой новую формацию не только для России, но и для всей человеческой цивилизации . Это продвижение вперед по эволюционной спирали.

Значит, русский национальный социализм не противоречит законам развития, объективно жизнеспособен и отвечает современным российским реалиям.

Соответственно, национально-социалистический строй в России будет прочным и долговременным, что открывает перспективу уверенного развития.

- Сложная российская система при русском национальном социализме приобретет новое качество в национальном ее измерении – политическая нация сплотится вокруг окрепшей русской биологической наци, образовав прочное целое, которое, согласно Аристотелю, имеет иные свойства, чем сумма свойств частей, из которых оно состоит.

Когда русский народ действует как единое целое при поддержке других народов страны, он способен вырабатывать колоссальное количество социальной энергии, достаточное и для отражения вооруженных вторжений объединенных сил континентальной Европы (при Наполеоне и при Гитлере), и для осуществления в крайне сжатые сроки невиданного в мировой истории модернизационного скачка, буквально от сохи до атомной бомбы.

Эту способность нации необходимо актуализировать на нынешнем переломном этапе мировой истории, когда речь идет о жизни или смерти целых государств и народов, включая Россию. А иного способа сделать это, кроме построения в стране русского национального социализма, не существует.

- Русский национальный социализм трансформирует общество в соответствии с диалектическим законом отрицания отрицания, воспроизводя на новом витке эволюционного развития те черты прошлого, как советского, так и досоветского, которые оказались незаслуженно отвергнутыми на витке сегодняшнем. Благодаря этому новый строй, внося качественно новое национально-социалистическое начало в жизнь социума и делая это на базе нынешних российских реалий, в том числе правовых, одновременно восстанавливает историческую связь времен, нарушенную большевистской попыткой все разрушить «до основания» и начать жизнь с чистого листа.

Русская нация вновь обретет качество целостности во времени и в пространстве, и это придаст новый, надличностный смысл человеческой жизни, которого так не хватает русским людям сейчас, в эпоху искусственной атомизации общества и культивирования эгоцентричного индивидуализма по западному образцу. Этот смысл заключается в служении России, в приращении ее духовного, материального и культурного потенциала как главной цели жизнедеятельности индивида, в ощущении человеком самого себя органической частью высшего биосоциального существа – великой русской нации.

-----------

И так далее, и тому подобное. С какой стороны ни посмотри, национально-социалистическое преобразование России даст положительные результаты. Опять вырисовывается парадигма, но уже не революционно-разрушительная, о которой говорилось в начале, а революционно-созидательная, как оно и должно быть на конструктивном этапе революции.

Под углом зрения науки это свидетельствует о том, что теория верна, поскольку выправление национально-социального перекоса в нынешней российской системе автоматически ведет к ликвидации дисбалансов в других областях жизнедеятельности, к установлению гармоничных отношений повсюду. Вся система придет в новое, более равновесное состояние, приобретет вид общества национальной и социальной справедливости.

В этом смысле национальный социализм представляет собой универсальный инструмент, способный наладить одновременно все сбоящие узлы сложнейшего механизма под названием «Российская Федерация». Достаточно ухватиться за ключевое звено – структуру отношений собственности на средства производства – и потянуть его в нужную сторону, чтобы вытащить всю цепь российской жизни из нынешнего квазикапиталистического болота застоя и деградации, где все ржавеет и гниет. И наоборот, пока сохраняется системное неравновесие в социальной и национальной сферах, никакое развитие страны, никакое существенное улучшение в отдельных областях недостижимы в принципе.

Помимо научного и прикладного значения, национально-социалистическая теория имеет еще один аспект, который нам кажется не менее, а может быть, даже более важным, чем все остальное. Это ее духовное наполнение в том смысле, что русский национальный социализм даже на революционном этапе своего становления не сопряжен со злом. Напротив, он буквально эманирует добро и только добро во всех своих проявлениях.

В таком виде национальный социализм на Руси – дело безусловно Богоугодное. (Не оттуда ли, не из высших ли сфер, исходит то, что мы в меру нашего материалистического разумения именуем парадигмой, но что иначе может быть названо волей Провидения?) Абсолютная, безоговорочная нравственность нового строя важна не только для религиозных людей, которые могут ассоциировать ее с промыслом Божьим, но и для людей неверующих, поскольку она наполняет человеческую душу ощущением правоты и сопричастности великому благому делу. Такое ощущение делает человека непобедимым.

8. Заключение.

Русский национальный социализм – единственно возможное и приемлемое будущее России. Мы в партии видим это очень отчетливо и постарались передать наше видение в данной работе.

Иных реалистичных вариантов выживания и развития Российской Федерации никто, во всяком случае, не выдвигает. Ни либералы, слепые адепты неограниченного капитализма, ни коммунисты с их обанкротившимся чиновничьим социализмом, ни социал-демократы – сторонники перераспределительной модели капитализма, которую они называют «социализмом», происходящего в России не понимают и ничего конструктивного предложить народу не могут.

Единственная сейчас альтернатива русскому национальному социализму (тоже, к сожалению, реальная) состоит в крушении российской государственности, расчленении страны и деградации ее осколков, что мы, как и все патриоты России, считаем совершенно неприемлемым. Выбор предельно ограничен и драматичен: либо русский национальный социализм, либо гибель державы.

Разрабатывая теорию национально-социалистической революции, мы исходим из убеждения в том, что осознание неотвратимости такого выбора сплотит вокруг русской национально-социалистической идеи все здоровые силы страны, независимо от их нынешних идеологических предпочтений.

Сила - в правде. А правда – в русском национальном социализме.